РИГА, 10 фев — Sputnik, Павел Кириллов. Политолог, доктор политических наук Андрей Бердников рассказал о том, как получилось, что Латвия, позиционирующая себя "полноправной частью западной системы с характерной для нее убежденностью в ценностях демократического и правового государства", по крайне мере так это звучит со слов главы МИД Эдгарса Ринкевичса, оказалась заповедником нетерпимости и национальной ограниченности.
Курс на Европу
– Андрей, я вот часто думаю, куда мы с тобой попали в результате прихотливых поворотов истории. Помню времена застоя, как я на радиоприемнике ВЭФ ловил "Голос Америки" и записывал в тетрадь названия групп и песен: Led Zeppelin — Stairway to Heaven, Deep Purple — Smoke on the Water. Плюс французская литература. Импрессионисты. Голливуд.
– Не могу не согласиться, но если честно, стараюсь вообще не думать о том, что здесь происходит. И такую возможность мне дает то, что я могу отправить детей в Европу, где европейские ценности пока еще существуют в реальности, а не только на бумаге.
Старшая дочка уже вряд ли вернется. Вопрос с младшей. И он стал только актуальнее в связи с реформой по переводу русских школ на латышский язык. И самое противное даже не эти реформы, а то, что нас не ставят ни во что.
– Ты прав, иногда такое ощущение, что русскоязычных в Латвии как бы и нету. Твою форму протеста выбрали многие из них. Не возмущаясь, они просто ищут где лучше. Я иногда начинаю вспоминать круг своих знакомых-ровесников и то, где устроены их дети. Точно не знаю, но, быть может, процентов 70 уже связали свою судьбу с заграницей.
– Так и происходит. Что касается меня, то в данный момент я от Латвии как от государства не получаю ни копейки. Все мои доходы идут со стороны Европы. Я бы и сам уже перебрался в любимую мною Голландию или Великобританию заниматься проектами, финансируемыми Европой, в которых я и без того сейчас занят, но пока, повторюсь, держит школа младшей дочери – с этими переводами в школы других государств все довольно муторно.
– Интересно, что власть имущие и национальная интеллигенция всегда смотрели на русских Латвии как бы снисходительно и с высоты, как люди с нордическим менталитетом, приверженные западным демократическим ценностям.
Но при внимательном рассмотрении ситуация складывается с точностью до наоборот. Я всегда принимал за аксиому, что когда выше прав личности ставят классовые, сословные, гендерные, национальные интересы, — это неправильно. Это заканчивается плачевно, как показывает история. И в этом отношении Латвия довольна дремучая страна.
Новая диктатура
– К сожалению, и в Европе мы видим, как появляются ростки новой диктатуры, когда за различные высказывания ты можешь лишиться работы, карьеры. Это сейчас связано с ограничениями, которые навязывают обществу новые радикальные движения. Неважно, феминистские, связанные с беженцами, или с сексуальными меньшинствами.
Не так давно в одной из западных стран довольно известный человек был подвергнут репрессиям и потерял руководящую должность всего лишь за неосторожно высказанные мысли о том, что женщина, благодаря своей природе, больше ориентирована на детей и семью, чем мужчина. Хотя во многих случаях – это очевидный факт. Кто из нас не наблюдал, как женщина буквально меняется, став матерью.
Для меня ясно, что все эти активисты политкорректности – вовсе не последователи революции нравов 1968 года, а ее противники. Начиная с шестидесятых годов на Западе установилось относительно свободное, раскрепощенное общество, а теперь его снова пытаются изменить, насаждая цензуру, ханжество, новое пуританство и контроль.
Не случайно Катрин Денев, Брижит Бардо и другие символы той истинной, подлинной эмансипации стали в оппозицию. Но участие в новых радикальных течениях дает определенные экономические преференции. В России финансово поддерживают казаков или православных байкеров. На Западе активистов ЛГБТ.
– Тут напрашивается параллель с Латвией, где щедро раздаются гранты на проекты связанные с латышской культурой, а проектам нацменьшинств перепадают крохи.
– Мне кажется, что думающих, интеллектуальных русских латвийцев политика властей заставляет быть большими патриотами России, чем они являются на самом деле. Не так?
– Люди ищут свою самоидентификацию. Если их отталкивает собственное государство, они ищут точку опоры на стороне, для многих это Россия, благодаря языку, культуре и родственным связям. Лично для меня это даже больше Запад, так как у меня, потомственного старовера, меньше связей с Россией, нет там родственников.
Советское наследие Латвии
– Продолжая тему репрессий за убеждения. Ты же сам становился их жертвой в Латвии, когда занялся общественной деятельностью и политикой? Как такое стало возможным?
– Знаешь, сегодня принято не видеть ничего светлого в СССР, хотя очевидно, что в СССР был реализован ряд важных социальных завоеваний. Вопросы образования и здравоохранения не отдавались на откуп рынку, они были бесплатными. Существовала огромная социальная мобильность.
Здесь я могу привести пример моего отца, который, будучи полным сиротой из латгальской глубинки, совершенно бесплатно окончил одно из привилегированных учебных заведений СССР — Макаровское училище в Ленинграде и стал капитаном дальнего плавания.
Но в СССР однозначно была своя черная сторона. Это преследование за инакомыслие. И мои родственники-староверы им подвергались здесь, на территории Латвии. Потом в 1980-х у меня были друзья и знакомые, связанные с творческой богемой, которых жестко преследовали местные представители советской власти, и преследовали нередко латыши, между прочим.
Латвия взяла в наследство от Советской власти не позитивную социально экономическую составляющую, а негативную, – репрессивные навыки, которые наши элиты успешно переняли.
В этом смысле я как раз выступаю за открытие мешков КГБ. Потому что, например, мои родственники не сотрудничали с репрессивными органами, хотя некоторых из них пытались завербовать. А многие из тех, кто сегодня меня учит жить, сотрудничали или принадлежали к партноменклатуре.
Та же писательница Марина Костенецкая утверждает, что в Эстонии Тоомасом Ильвесом была произведена какая-то чистка, в результате которой бывшим комсомольцам, чекистам и партноменклатуре закрыли путь в управление государством.
Но у нас же этого не было. У нас продолжают править комсомольцы. Я, например, в комсомол не был принят, у меня были проблемы, я попался с самиздатом будучи подростком.
– Напомни, пожалуйста, историю о том, как тебя репрессировали в Латвийском университете?
– Началось с того что я начал высказываться положительно о референдуме по гражданству, ратуя за его предоставление негражданам, потом было движение ЗАРЯ к которому я присоединился. А преследование начали как раз коллеги по журналистскому цеху, журналисты из Latvijas Avīze стали звонить директору Института социальных и политических исследований ЛУ и возмущаться тому, как там допускают до работы таких людей, как я.
Потом обещали, что буду участвовать в другом международном проекте, который я сам, вместе с коллегой, принес на факультет. Выиграли мы этот проект вместе с испанцами в одном европейском конкурсе, и я должен был быть в нем ведущим исследователем с латвийской стороны. Пообещали, что позовут выйти на работу как только из Европы перечислят первый грант на проект. А сами за моей спиной, у дверей моего кабинета начали составлять протоколы о том, что меня нет на рабочем месте, хотя график посещения у нас был свободным: нет лекций, нет проектов – сидишь дома. Так я потерял работу в ЛУ.
Двойные стандарты
- С тех пор ты не стал на путь исправления? Ведь у тебя были все возможности стать "хорошим русским"?
– Увы, нет. Реформа школ для меня — последняя капля. Мнение сообщества, на которое реформа направлена, никак не учитывается, никто не делает исследования на предмет того, как повлияют изменения на качество образования. Не изучали ситуацию в школах. По всем европейским стандартам должно было изучаться мнение стороны, которой касается реформа, а представители этой стороны должны быть привлечены к ее осуществлению.
Говорят, что реформу одобрили директора школ, но это же фарс, особенно если вспомнить о существовании закона о лояльности учителей и руководства учебных заведений. В результате все превратится в трагикомедию, когда бабушки за 60 лет будут на потеху ученикам коверкать язык.
И еще меня лично бесит то, что все это проглатывают так называемые прогрессивно-либеральные деятели. С их стороны нет даже громких предложений сделать смешанные школы: это было бы разумней, чем то, что делают сейчас.
Если они хотят эффективно облатышить меньшинства и сплотить общество, нужно сделать школы и классы, где вместе учатся русские и латыши. По крайней мере здесь есть логика — дети будут учиться вместе, будет происходить сплочение. А тут хотят сохранить сегрегацию — вы оставайтесь в своих колхозных школах, к нам не суйтесь, а мы будем вас прессовать сверху.
А такие термины, как, скажем, "ватники" или "колорады" та же самая общественность запросто транслировала, — это у нас не считается чем-то зазорным.
Настоящих буйных мало
– У меня тоже всегда был претензии к так называемой латышской интеллигенции, от которой редко когда услышишь слово в защиту русскоязычных соотечественников. Тому может быть две причины. Или они запуганы и боятся высказать открыто свое мнение. Или они сами, в основном, националисты. Третий вариант — и то, и другое.
– И то, и другое. Есть белые вороны которые пытаются пойти против течения. Но это единицы. Западного просвещенческого мышления у нас как-то не получилось. Не способны наши люди отказаться от собственного привилегированного положения и иерархий, нет тут такого просвещенческого идеализма, который побудил бы их на восстание против собственных привилегий.
Все-таки, когда нация незрелая, очень немногие могут заметить: "мое положение по отношению к другому является привилегированным, в этом есть что-то неправильное".
– Но ведь можно поставить себя и на место латышей, чтобы понять ход их мысли. Россия — большая страна под самым боком, большая культура, они более динамичны, приспособляемы. И латыши опасаются, что их культура и язык, если давать преференции русским, действительно могут постепенно исчезнуть.
Могли бы они действовать по-иному? В частности, принять русское население, как своих, как часть латышского общества?
– Во-первых, угроза со стороны английского языка никак не меньше. Во-вторых, все зависит какую тактику ты выбираешь. Ведь та русская молодежь, которая уезжает из Латвии, потому что не желает всегда быть в этой стране на вторых ролях, она, как правило, является носителем латышского языка. Но уезжая, за границей, они латышский теряют безвозвратно.
Многие из-за обид не желают учить язык. Но это далеко не главное. Главным является то, что государство не пытается создать социально-экономические предпосылки изучения языка, сделать так, чтобы были смысл и мотивация его учить.
Молодежь ведь видит, что здесь все по клановому признаку. В Госсекторе выше начальника отдела русских по пальцам пересчитать. Люди хотят устроиться и нормально жить. Поэтому у нас учат и заставляют учить детей языки тех стан, где государство обеспечивает людям элементарные вещи.
Куда катится мир и где остановится Латвия
- Твои прогнозы?
– Было до недавнего время ощущение что мир катится вообще в никуда, примерно на рубеже тысячелетий. Кризис 2008-2009 еще больше обострил это чувство. Но сейчас у меня появился оптимизм относительно некоторых западных стран.
– Но это для Латвии опасно. Если на Западе введут безусловный или базовый доход, наше оставшееся население ринется туда. И с другой стороны, если все будет плохо в Европе, больше шансов, что латыши потянутся в родные края.
— Не знаю что должно случиться, чтобы уровень жизни в Европе настолько упал, чтобы сравняться с нашим. Если война, то она уже всех сметет. Темпы развития Латвии до сих пор значительно отстают от европейских. Что такое инновации и ценности открытого общества у нас так и не осознали.
– Нил Ушаков недавно привел такой пример: Эстония работает над созданием криптовалют, а Латвия над приложением "Друг Язык". Разве это не инновации?
– И еще в Эстонии премьер-министр поздравил русских соотечественников с Новым годом на русском языке. Можешь представить себе такую ситуацию в Латвии? У нас этот человек сразу стал бы политическим трупом.
– Честно, не могу представить. Правда, до следующего Нового года уже не так далеко, подождем. Спасибо за беседу.
