История о том, как Служба госдоходов пыталась закрыть портал ss.lv, символична и гораздо глубже просто финансовых разборок.
По крайней мере потому, что портал этот, на который, скорее всего, хоть раз в жизни заходил абсолютно любой взрослый житель страны, – едва ли не главный латвийский бастион частной жизни. Частной – в смысле "независимой от государства".
Интернет-ресурс со зловещей аббревиатурой в адресе – это наша параллельная реальность, в которой мы, маленькие люди, живем своей маленькой жизнью: сдаем, продаем, шустрим, хитрим, никого не спросясь, ни с кем не делясь, не вспоминая о гражданском долге налогоплательщика.
Длинные руки СГД последовательно дотягивались до получателей грошовых гонораров, учителей, дающих частные уроки, владельцев панельных "двушек", сдающих их без уплаты налогов; поэтому штурм такого бастиона как ss.lv – событие, значимость которого куда шире формального повода, а именно: разборок вокруг нелегальной торговли автомобилями. Это история не про жуликоватых автодилеров, это история про отношения государства и бизнеса, а точней – любой частной инициативы. Не случайно политолог Кристиан Розенвалдс, комментируя ситуацию, сравнил СГД с ЧК и гестапо.
Однако в происходящем можно разглядеть символизм и другого уровня – уже не локального латвийского, а глобального мирового.
Ведь атака наших налоговиков на местный портал – что характерно, пока вполне неудачная (ss не закрылся, а упорхнул в другую доменную зону) – это лишь крошечная часть всемирного сюжета, к которому имеют отношение самые разные новости из самых разных стран. Казалось бы, никак не связанные между собой на первый взгляд новости.
Вроде бы ничего общего у всех этих случаев нет – кроме того, что они так или иначе связаны с интернетом. Но на деле упомянутые новости – лишь разрозненные сводки с разных фронтов единой войны, которая уже идет, но которую пока мало кто замечает. А ведь от исхода этой войны зависит судьба не одного и даже не нескольких государств. От него зависит судьба самого понятия "национальное государство".
Однако сначала все-таки обозначим участников конфликта. С одной стороны – это государства: все государства в привычном нам смысле слова, означающем систему власти и контроля, коллективного агитатора и организатора, руку дающего и карающую длань. С другой – бесплотное и бесформенное нечто: глобальная паутина, виртуальная реальность, совокупность единиц измерения информации, пространство анонимности и безответственности.
То, о чем мы читали у классиков киберпанка и смотрели в фильмах про матрицу, то, чем пугали нас "Мистер Робот" и "Призрак в доспехах", в каком-то смысле происходит на наших глазах. Только выглядит совсем иначе – например, как пресс-конференция унылых чиновниц латвийской СГД, бормочущих о незаконной торговле автомобилями. Или как казенный бубнеж с трибуны очередного российского депутата, призывающего усилить контроль над басурманскими интернетами.
Прошлое – это государственные системы, представленные большими начальниками и мелкими бюрократами, которые тысячелетиями определяли правила жизни подданных. Они чеканили деньги и собирали подати, выдавали бумажки и требовали бумажек, осуществляли надзор и цензуру, определяли идеологию и информационную политику, обеспечивали безопасность и соблюдение авторских прав.
Будущее – это технологии, делающие государство ненужным или бессильным: можно торговать через виртуальные доски объявлений в обход налоговых служб, "майнить" криптовалюту, курс которой не зависит ни от одного национального банка, быть источником и распространителем информации, качать фильмы с торрентов и обмениваться в мессенджерах зашифрованными сообщениями подрывного, в том числе и в прямом смысле, характера.
Да и будущее – в лице не только Джеффа Безоса и Марка Цукерберга, но и недобросовестных латвийских автоторговцев – наступает не потому, что у него есть цель и стратегия. А потому что оно всегда наступает. Потому что время всегда движется – и всегда в одном направлении.
Запреты и ограничения в интернет-сфере в конечном итоге все равно обречены. Ибо это – методы прошлого, которые используют структуры прошлого. Возможности будущего по определению мощнее (что совершенно не значит, что возможности эти – сплошь или даже преимущественно благие). И человечество так или иначе непременно воспользуется этими возможностями.
Почему? Тут придется допустить тавтологию, попутно сославшись на грубоватый студенческий анекдот. Потому что может.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
