Когда я взялся за написание этого материала, то отчетливо понял, что не представляю, к какому выводу приду, когда его закончу. Потому что с рижанами всегда так — никогда не знаешь, что у них на уме.
…Эти парень с девушкой, гуляющие по Старому городу, иностранному туристу могут показаться странной парой. Идут, взявшись за руки, но разговаривают друг с другом на разных языках — он на русском, она на латышском, при этом оба вполне довольны. "Билингвальная модель" в действии, каждый говорит на том языке, на котором удобно.
Для Риги это обычная история. В городе с населением 700 тысяч человек русскоязычных и латышей примерно поровну: и если на вывесках и рекламных баннерах "кириллицу" почти не встретишь, то в разговорах на улицах русский даже доминирует.
Это этнолингвистическое разделение во многом и формирует образ современной Риги, где латышская сдержанность и русская открытость, как это ни парадоксально, являются не взаимоисключающими понятиями, а взаимодополняющими.
В Риге часто можно встретить русских, которые живут тут с рождения, но так и не выучили латышский язык, однако все русские рижане все равно отличаются от россиян. Эта разница чувствуется сразу — по манере общения, поведению, взгляду на жизнь. Латыши и русские влияют на ментальность друг друга.
Каждый раз, отправляясь по делам в Россию, я ощущаю это различие. Это довольно странное чувство — когда ты говоришь с людьми на одном языке, но при этом понимаешь, что и ты для них другой, и они для тебя. Не хорошие или плохие, а просто разные.
— Я сразу поняла, что вы не местный, — сказала мне однажды соседка по купе, с которой мы ехали в поезде по России.
— Почему?— спросил я.
— По акценту. Вы слова тянете дольше…
Чувство меры
Как-то я оказался в одном из маленьких провинциальных городов в Карелии, где из достопримечательностей были только памятник Ленина и два отеля — дорогой и дешевый. В дорогом за стойкой регистрации сидела девушка с ярким макияжем, длинными ногтями и усталым видом. На вопросы она отвечала неохотно и с чувством собственного превосходства.
— Номеров нет, ищите в другом месте!
В дешевом же меня встретили две крайне доброжелательные женщины среднего возраста.
— У нас сегодня нет горячей воды, но вы не переживайте. Не в этом ведь счастье, — утешали они.
Этот эпизод, на мой взгляд, очень характерен для русского человека в России, но в Риге такой контраст является редкостью.
Латышское влияние "сглаживает" русскую необузданность, придавая ей "европейский формат" — сдержанность и даже отстраненность. Русские же, напротив, делают латышей более открытыми.
И этот "взаимовыгодный обмен" возможен только в Риге, где две национальные общины могут влиять друг на друга в равной степени, без очевидного доминирования.
Народный артист России Виктор Сухоруков, который недавно побывал в столице Латвии с гастролями, дал очень эмоциональную оценку этому городу.
— Нас спрашивают: как нам Рига, в каком настроении мы находимся на этой земле. В наше время Рига была, как рождественские, светящиеся ворота в какую-то красивую, уникальную жизнь, в тот мир, где пахло марципанами, кофе, ванилью, шоколадом. Были уютные, теплые, вручную связанные варежки, шапочки, шарфики. Это был сказочный мир. И этому миру мы, люди из Москвы, завидовали и говорили: ох, как в Европе побывали. Мы до сих пор вас любим и ценим, потому что, если бы мы к вам относились плохо, мы бы к вам не приехали, — рассказал Сухоруков.
Мне нравится возвращаться в Ригу из командировок. Особенно из мегаполисов. После их суеты Рига кажется совсем малолюдной. Это так приятно, когда ты можешь идти, а не нестись. И когда в общественном транспорте не чувствуешь себя, как шпроты в банке. И когда из одного конца города в другой можно добраться за полчаса.
В Риге же подобное представить себе трудно. Рижане все-таки живут по другим законам — эмоции не должны выходить за принятые рамки.
Легкая балтийская холодность — своеобразный бренд: даже если тебе нравится человек, это не стоит демонстрировать слишком откровенно. Здесь привыкли держать дистанцию.
Это особенно заметно, когда я наблюдаю за характером и привычками моих московских друзей, которые переехали в Латвию на ПМЖ. Их напор мне иногда кажется излишним, а эмоции — из ряда вон выходящими. Они же пытаются привыкнуть к моей неторопливости.
Я иногда возмущаюсь поведением некоторых иностранцев, принимая его за высокомерие и хамство, а мои российские друзья воспринимают это как само собой разумеющееся.
В больших городах ты живешь на высоких скоростях, а в таких, как Рига, движение идет размеренно. Там ты не всегда придаешь значение деталям, а здесь присматриваешься к каждой.
— В Москве я чувствую ритм, а в Риге жизнь, — сказала мне одна знакомая россиянка.
Страх перед харизмой
Только в Риге запросто, без телекамер можно встретить президента Латвии, терпеливо стоящего в очереди за кофе в обычном бистро, или Раймонда Паулса, спешащего на трамвай. И в то же время — бомжа, без акцента говорящего на латышском, русском и английском, который вежливо обратится к тебе: "Извините, на каком языке лучше? На русском, латышском? Не могли бы дать на пиво? Очень замучило похмелье…".
Рижанам вообще чужда показуха, более того, здесь считают, что "слишком выделяться" — это неприлично.
Исключения, конечно, случаются. Так, например, первый русский мэр Риги Нил Ушаков — это настоящая политическая звезда, как бы кто к нему ни относился. Но, поскольку он пользуется большей популярностью в первую очередь среди русскоязычной части населения, здесь, вероятно, можно сделать предположение, что "гены берут свое". Русскоязычные рижане больше тяготеют к "личности в политике", латыши же отдают предпочтение политическим партиям.
К тому же для русских рижан Ушаков стал своего рода символом — олицетворением успеха этой части населения в главном городе страны. До него этнический русский ни разу не занимал пост градоначальника латвийской столицы.
Все в меньшинстве
Этническое противостояние на бытовом уровне рижанам особо не свойственно. Но вот соревновательный момент, без сомнения, присутствует. Русскоязычные и латыши все время пытаются что-то друг другу доказать — это тоже отражается на ментальных чертах.
— Мы чувствуем себя меньшинством в Риге, — как-то сказала мне одна знакомая латышка. — Так и мы чувствуем себя меньшинством, — ответил я ей.
В детстве, которое у меня прошло в рижском районе Плявниеки, мы, дети из русских семей, регулярно вступали в потасовки с латышскими сверстниками. Это были столкновения 10-12-летних ребят, которые обычно заканчивались разговорами родителей и примирением враждующих сторон.
Сегодня, вспоминая то время, я отчетливо понимаю, что в этих драках не было ненависти. То есть совсем не было. Мы дрались, потому что были мальчишками, это было весело, а с латышами — потому что так было проще обозначить противника: они говорили на одном языке, а мы на другом.
Нерешенные этнические вопросы являются болезненными для любой страны и нередко приводят к серьезным последствиям.
Но, к чести Риги и всей Латвии, этнический вопрос после распада СССР здесь не перерос в резню, как в некоторых других странах. Он, конечно, присутствует в повестке дня, регулярно поднимается политиками, откровенно раздражает, но не приводит к каким-то серьезным инцидентам.
Рига испокон веков была мультикультурным городом, в котором разные народы научились уживаться между собой. Здесь были шведы, немцы, русские, этот город пережил войны, оккупации, смену режимов, но остался все таким же невозмутимым.
Некоторые эксперты считают, что рижане слишком пассивны, но пытаются это преподнести как философское восприятие жизни. К тому же рижское общество, как и латвийское в целом, не консолидировано: русскоязычное население живет в одном информационном пространстве, а латыши — в другом.
Вот и получается, что рижане почти никогда не протестуют, иногда ворчат, а когда становится совсем невыносимо, просто уезжают на заработки в другую страну. "Протестуют ногами", как здесь любят говорить.
Единственные погромы, которые пережила латвийская столица в новейшей истории, случились 13 января 2009 года. Недовольные социальной политикой латвийцы вышли на акцию протеста, а затем пошли крушить Сейм. Для некоторых европейских стран это обычная практика, но для Риги — событие, о котором будут писать в учебниках истории.
…Ценить мгновенья, не разменивая их на суету — такова рижская философия.
Писатель Александр Генис, бывший рижанин, в своем романе "Космополит" пишет:
"В Риге всегда идет дождь. А если не идет, то собирается пойти. И этим коротким моментом надо уметь воспользоваться, чтобы, перебравшись через Даугаву, разместить панораму между собой и солнцем в выгодном для архитектуры контровом свете. Такой ракурс — вид сбоку — сдергивает наряд деталей и обнажает архитектуру, превращая ее в скульптурную массу, вырубленную в старом небе. И если умело ограничить обзор, вынеся за скобки сталинский небоскреб "Дом колхозника", переделанный в Академию наук, то окажется, что за последние четыреста лет рижский абрис не изменился. Крутые шпили трех первых церквей, тяжелый, как слон, замок, зубчатая поросль острых крыш и круглых башен.
— Вот что я люблю больше всего на свете, — выдохнул наконец я, не стесняясь школьного друга.
— Ты все любишь "больше всего на свете", — лениво откликнулся он, потому что знал меня как облупленного".
