Пусть не ленинградский блокадный быт, но что-то на линии незабываемого 1919-го, описанного в поэме "Хорошо!". Не слишком приятно, пишет Максим Соколов для РИА Новости.
Конечно, такие прогнозы грешат преувеличениями, возможно, даже сильными, но ведь рассуждения в таком ключе основываются не столько на тезисах о кризисе мирового империализма — уж сколько о нем было говорено, — сколько на цитатах из речей действующих западных политиков, причем не оппозиционных, а вполне себе правящих.
Они же не по указанию кремлевских идеологов призывают своих избирателей запасаться дровами и свечами, сокращать время омовений (а лучше вообще не мыться, а протирать тайные места влажной тряпкой), понижать температуру в жилищах и публичных зданиях, etc. Равно как и не по советам неприятеля они говорят о возможном введении нормирования энергии и даже иных потребительских товаров. Возможные элементы карточной системы на Западе не в Москве придумали, а в правительственных учреждениях этого самого Запада. В Москве только дивуются скорости перехода от "Нам не страшно усилье ничье, мчим вперед паровозом труда" к "Я не могу обещать вам ничего, кроме пота, крови и слез". А также запаха немытого тела.
Впрочем, как раз отечественные аналитики замечают, что не следует так уж преувеличивать изнеженность европейцев. Еще до нынешнего кризиса они довольно стойко переносили температуру в жилищах, которая русским казалась дискомфортно низкой. Возможно, перемогут и теперешний голодохолод. Более серьезно другое.
Не какие-нибудь оппозиционные популисты, но вполне высокопоставленные европейские чиновники — еврокомиссар по экономике Паоло Джентилони, премьер-министр Бельгии Александр Де Кроо и прочие — говорят, что хозяйство Европы впадет в тяжелую депрессию или даже вовсе остановится. И закрытие фабрик и заводов ограничением купаний и даже вовсе отказом от них не предотвратишь. А как выглядела депрессия в Германии в 1931-м и что настало после нее — может быть, не знают политики, но знают историки.
О глобальных последствиях всего этого даже и говорить не хочется, обратим внимание на, казалось бы, мелочь. При такой депрессии неизбежно обрушение рынка рекламы. Безработные или даже всего лишь сильно обедневшие граждане — неважная аудитория с точки зрения рекламодателя. Призывы "Купи то, купи се" мало доходят до тех, кто вынужден перебиваться с хлеба на квас. Они, может быть, и рады бы купить, обеспечив тем самым рекламный цикл, да денег нет.
Конечно, это не следует понимать так, что коммерческая реклама может вообще исчезнуть. Как рынок неистребим (он существовал даже в блокадном Ленинграде, а с мешочниками не справился даже военный коммунизм), точно так же неистребима и реклама. Она существовала в США и в тяжко депрессивные 30-е, и даже в газетах сталинского СССР были разделы коммерческих объявлений, рекламировавших парфюмерию, коммерческие рестораны, ремесленные услуги. По инерции эта реклама продержалась в газетах до июля 1941 года, соседствуя со страшными сводками с фронта.
Но неистребимость рекламы — это одно, а объем рекламного рынка в абсолютном и относительном исчислении — другое. И мы, и тем более европейцы привыкли к тому, что его доля в общем объеме экономики довольно велика. Фрагмент из "Одноэтажной Америки" — "Нам говорили, что пятицентовая бутылочка "Кока-Колы" обходится фабрикантам в один цент, а на рекламу затрачивается три цента. О том, куда девается пятый цент, писать не надо. Это довольно ясно" — несколько утрирует, но тенденцию обозначает. Общество потребления есть также общество цветущей рекламы. Ибо как же иначе предаваться потребительству.
Если же с потребительством наступает швах (а об этом сегодня прямо говорит, например, французский Макрон), то плохо приходится и рекламе.
А вслед за ней — и прессе. Печатной, радиотелевизионной, интернетной. Расцвет, например, блогинга был обязан рекламе. Когда после 24 февраля началась банковская блокада, не позволяющая жить рекламой, сдулся и блогинг. А уж как у нас сдувались СМИ в кризисы 1998-го и 2008-го, вам всякий журналист расскажет.
Теперь настает черед и Запада.
Разумеется, безысходных положений нет. Когда объем рекламы критически сокращается, недостаток средств может быть восполнен или прямыми государственными субсидиями, или субсидиями-прокладками. Какими-нибудь фондами по развитию свободной прессы, каковые, в свою очередь, получают деньги от возвышенных государственных структур. ЦРУ или что-нибудь на этой линии.
Но поскольку, как гласит грубая немецкая пословица, "Даром только смерть бывает", при таком мощном субсидировании "четвертая власть" должна без дураков руководствоваться словами В. И. Ленина: "Газета — не только коллективный пропагандист и коллективный агитатор, но также и коллективный организатор". И отнюдь не отлынивать от прописанных Ильичом функций.
Какое-то барахтание, наверное, будет. Но принцип "Брюхо вынесло — совесть вытрясло" станет все более определять поведение совершенно свободной прессы, оголодавшей без рекламы. Есть-то хочется каждый день.