"Они спокойно ходят по нашим магазинам". Как живется мигрантам в Литве

Больше всего нелегалов власти Литвы разместили в местах компактного проживания польской общины. В деревню Руднинкай, несмотря на протесты местных жителей, свезли около полутора тысяч беженцев. Официально власти цифру не называют.

Проезжаем по узким улочкам деревни, на многих заборах растяжки: "Стоп мигрантам в Руднинкае", "Нелегалам говорим – нет". Цивилизация заканчивается сразу за мостом через реку Мяркис, где разыгралась одна из драм: полицейский спецназ с помощью дубинок и слезоточивого газа разогнал местных жителей, вставших живым щитом на пути создания лагеря беженцев.

Асфальтированная дорога у местного кладбища переходит в грунтовку, идет через лес и упирается в ворота лагеря. Справа припаркован полицейский микроавтобус с решетками на окнах – что-то вроде автозака. Слева – внедорожник Министерства обороны Литвы. А за забором кипит жизнь.

Сам лагерь – вереница брезентовых палаток – начинается уже от ворот и уходит глубоко в лес. На заборе сушится выстиранная одежда – брюки, футболки, толстовки. На деревьях натянуты одеяла – одолела сырость, как позже расскажут нелегалы. Возле забора стоят группы людей. В лагере одни мужчины – молодые и крепкие, возраст – до 30 лет. Ни женщин, ни детей тут нет. Становится понятно, почему жители Руднинкая были шокированы открытием всего в километре от деревни этого лагеря, протестовали и теперь боятся жить в родной деревне.

Рассказывает, что родом из Ирака. Добрался до Беларуси, оттуда в группе до границы и лесными тропами в Литву. На вопрос, сколько стоили услуги проводника, делает вид, что не понимает, о чем речь.

"Мне холодно – я замерзаю, а теплых вещей у меня нет", – пытается перекричать его чернокожий обитатель лагеря. Он добрался до Минска из Нигерии, дальше на машине до границы и несколько дней плутал по лесам. Думал, что уже все – попал в Европу и "будет человеком", но никак не ожидал, что его будут вначале гонять пограничники, потом литовские службы – "обращаться как с собакой", а дальше поселят в лесу и не разрешат никуда выходить.

"Я хочу уехать в нормальную европейскую страну, зачем мне эта Литва?! Но нам тут ничего не говорят, что будет дальше, когда разрешат выйти отсюда, мы как заключенные. А я в Германию хочу или в Швецию поехать, у меня там друзья есть", – возмущается курд из Ирака.

Большинство беженцев английского не знают совсем, просят товарищей пересказать их истории, передать жалобы и просьбы.

Нас прерывают сотрудники охраны лагеря. Прибежавший пограничник говорит, что общаться с беженцами запрещено, фотографировать тоже, я нахожусь в нейтральной зоне, а можно только за вторым забором и натянутой перед ним желтой полицейской лентой. А это метров пятьдесят от забора лагеря.

Но главное мы уже узнали, едем дальше.

Если посмотреть на карту Литвы, то на востоке увидишь регион-аппендикс, с трех сторон окруженный Беларусью. По легенде, когда в 1939 году чертили границы передаваемого советскими властями Литве Виленского края, на карте лежала трубка Сталина и ее не посмели сдвинуть. Так карта современной Литвы и повторила очертания трубки.

Чтобы попасть в этот аппендикс, нужно проехать через центральную дорогу, на которой стоит пограничный пост. По дороге туда пограничник проверяет документы и интересуется целью визита в приграничную зону, на обратном пути – проверяет салон и багажник, чтобы там не оказалось беженца. Сейчас в Литве это самый прибыльный вид бизнеса. Говорят, заработать на доставке нелегалов "в нормальную Европу" можно больше, чем на наркотрафике.

Мы движемся почти на самую границу – к деревне Девенишкес, где в 20 метрах от средней школы собирались разбить еще один лагерь беженцев. Местным жителям чудом удалось отстоять свое право жить в безопасности.

"Да, все верно – вы правильно приехали. Видите, вот школа польско-литовская, а рядом здание общежития бывшего сельскохозяйственного училища. Вот здесь и хотели разместить беженцев, но мы не допустили этого", – с гордостью рассказывает проезжающий на велосипеде мужчина.

Если бы власти успели быстро все оформить, под размещение мигрантов выделили бы несколько зданий. В целом удобно: есть спортивная площадка, гаражи, столовая, здания техникума и общежития. Все, конечно, в разбитом состоянии, но при необходимости восстановить можно. И как раз заселить мигрантов даже из Руднинкая на зиму. Потому что в палатках они точно не выживут.

О том, что больше сотни человек выходили на пикеты к школе в ожидании больших чинов из Вильнюса, а фермеры на тракторах перекрывали дорогу к границе, напоминают всего два плаката: "Нет нелегалам!" и "Девенишкес – сила" с выделением корня в названии деревни – DIEVE, что можно перевести с литовского как БОГ. И тогда фраза звучит уже иначе.

"Вы представляете, они здесь хотели тысячу мигрантов заселить, а нас в деревне всего около 300 человек. И прямо возле нашей школы. Родители перестали бы водить своих детей в школу, а сотрудники остались бы без работы. Я сама работаю в школе, и что бы я делала?" – возмущается Антонина, живущая напротив учебного заведения.

Она рассказывает, что в школу детей привозят со всего "аппендикса", поэтому в общей сложности здесь обучается человек 300-400. Обучение ведется на двух потоках – литовском и польском. Но она уверена, что ни один родитель не решился бы отдавать своего ребенка сюда, если бы по деревне гуляли мигранты.

Правда, он и другие жители все еще волнуются – власть в Вильнюсе не прислушивается к людям с окраин. В любой момент свое решение могут изменить и все-таки устроить лагерь в бывшем техникуме. Неслучайно министр внутренних дел Агне Билотайте уже сказала, что больше сообщать о том, где и когда разместят беженцев, власти не будут.

От Девенишкеса до границы с Беларусью всего ничего – пока едем в следующий лагерь, расположенный на территории пограничного управления в Варенском районе, оказываемся в нескольких метрах от границы с Беларусью.

Здесь даже на деревьях вдоль дорог висят плакаты "Стоп! Зона охраны государственной границы", а за пролеском забор и за ним – два пограничных столба, Литвы и Беларуси. Понятно, что остановить поток беженцев Литве очень сложно – надо было бы контролировать почти 700 километров границы.

"Дайте позвонить, телефон, дайте телефон!" – кричат женщины из-за забора, когда подъезжаем к пограничному управлению. К ним подбегают дети самых разных возрастов – от двух лет до десяти, внимательно изучают корреспондента Sputnik.

Лагерь очень похож на Руднинкай – только в миниатюре. Брезентовые палатки разбиты прямо на территории пограничного управления, на заборе сушатся вещи, от стражей границы их отделяют временные решетки. Разница в том, что здесь лагерь семейный. Женщины возятся с детьми, что-то делают в палатках, а мужчины сидят на улице за столиками и играют в настольные игры.

"Мы здесь голодаем, нам не дают есть", – говорит на ломаном английском молодая женщина, по ее словам, она из Ирака. К ней подходит другая женщина с малышом на руках. "А у меня ребенок болеет, но нас никто не слушает, врача не зовут", – уверяет она.

То, что мы и есть корреспонденты, не признаемся – делаем вид, что просто проезжали мимо и заинтересовались. А заодно пытаемся подсчитать беженцев: здесь их меньше сотни, но точно не понять. Сколько человек находится в палатках, не видно.

"Я вас прошу их не фотографировать, у меня могут быть проблемы", – вежливо просит пограничник. Выполняем просьбу и едем дальше. Однозначно – жить в таких палатках зимой будет невозможно.

К вечеру добираемся до города Пабраде, где расположен крупнейший лагерь мигрантов. Центр регистрации иностранцев находился здесь и ранее, тут ожидали решения по своим делам десятки беженцев. Но теперь счет идет на тысячи. Практически вся "зеленая территория" теперь отдана под палатки, которые смотрятся солиднее, чем в Руднинкае или Варене. Вот в них, наверное, можно пережить и зиму.

Поскольку был вечер, каждая из таких палаток жила своей жизнью – где-то дружно садились ужинать, где-то уже отдыхали, готовясь ко сну, – было видно, что на кроватях лежат люди, а в одной палатке громко играла восточная музыка.

"Мы уже махнули на все рукой… Страшно, конечно, стало у нас жить. Я вот дочерей боюсь теперь одних отпускать, запрещаю им надевать короткие юбки и вообще любую одежду, которая может вызвать какие-то эмоции у этих людей", – говорит местная жительница Рамуне.

"Так вот же – сами смотрите. Видите, два парня идут в сторону супермаркета. А вот женщина с двумя пакетами идет в сторону лагеря. Я ничего не придумываю. Говорю же, наш городок стал совсем небезопасным. Мы с мужем думаем, что еще полгода, максимум год – и переедем в другой город. Пока работа держит, но стоит ли она того, чтобы беспокоиться за наших девочек?"

"Навезли сюда неизвестно кого – людей с другой верой, культурой, правилами приличия. Похоже, так и помру среди этого бардака", – возмущается пенсионер Айварас.

Идем к магазину караулить людей, выходящих за ворота Центра регистрации иностранцев. "Я пришел из Беларуси, меня задержали на границе и пять дней назад привезли сюда. Нас нормально кормят, а вот вода плохая. Но я без претензии, хочу поскорее поехать дальше – в Германию", – говорит курд из Ирака.

Свое имя он сознательно не говорит. "Мохаммед? Ну пускай будет Мохаммед", – отвечает он, когда перечисляю первые пришедшие на ум имена. Когда он не хочет что-то рассказывать, показывает на ухо, утверждая, что контужен и не слышит. А может, и вправду контужен.

Из другого магазина выходят два паря с пакетами, полными продуктов. "Нет, нам не нравится еда, которую в лагере дают, мы себе сами готовим. И вода там плохая. Поэтому воду мы тоже покупаем", – говорят они.

Представляются иракцами, но называть имена не хотят. Намекают, что документов у них нет – потеряли. Но это верный способ не быть высланным на родину. А значит, вначале их будет обязана приютить Литва, а дальше они уже сами решат, где хотят жить.

Видимо, этого и боялись жители Руднинкая, Девенишкеса и других маленьких деревень, где власти разместили или хотели разместить сотни и даже тысячи беженцев. В том же лагере в Руднинкае беженцев пока держат под охраной, но делать этого не имеют права.

Получается, как только страсти улягутся, сбудутся худшие опасения жителей этих населенных пунктов – их крохотные деревни и городки наводнят беженцы в ожидании решения по своей участи. И жизнь там никогда не будет прежней.