РИГА, 24 июн — Sputnik, Михаил Губин. Двойной праздник Лиго — Янов день, отмечаемый 23—24 июня, — один из столпов национальной латышской идентичности, наравне со всеобщим Праздником песни, но в отличие от него бывает каждый год. Для латышей Лиго — это своеобразный Новый год, со своими обрядами, церемониями и традиционными зрелищами — спектаклем "Дни портных в Силмачах" и культовым фильмом "Лимузин цвета белой ночи" (в оригинале — "Яновой ночи").
При царе-батюшке
На территории Латвии этот праздник отмечается уже несколько веков, сначала в сельской местности, а потом и в городах. В Риге исторически праздновали на набережной Даугавы, а когда в 1825 году генерал-губернатор Ермолай Федорович Керн (супруг той самой Анны Петровны) разрешил отмечать праздник на городских валах, то начали жечь костры и там. Однако в 1857 году валы снесли, и Лиго опять начали отмечать на набережной.
Двадцать третьего июня 1901 года латышский промышленник и меценат Август Домбровский пригласил две тысячи гостей, в том числе и рабочих своих предприятий, на гигантский плот, 65 на 25 метров. На плоту играл оркестр, горели традиционные бочки на шестах. Плот плавал по ночной Даугаве, и, скорее всего, в этом и был умысел ярого борца с пьянством и основателя общества трезвости "Зиемельблазма". Рабочим на плоту негде было взять водки.
А в 1903 году на Даугаве отмечал Лиго губернатор Лифляндской губернии Михаил Алексеевич Пашков. Он арендовал пароход и с его борта поздравлял всех.
Ущерб экономике
После провозглашения в 1918 году Латвийской Республики отмечать Лиго в ее столице начали не сразу — война, немецкая оккупация, прочие неурядицы. Первое массовое празднование в Риге состоялось в 1925 году, тогда страна праздновала четыре дня.
Газета "Сегодня" описывала праздничное шествие: "Впереди двигался оркестр и с ним хор, бойко исполнявший традиционную ивановскую песню. Дальше медленно катился большой автомобиль Национальной оперы, на котором высилась усеченная пирамида, окруженная четырьмя пылающими жертвенниками и хором древнелатышских весталок в национальных костюмах".
Во-первых, четыре дня не выходили газеты — единственные тогда СМИ. "Явление совершенно ненормальное и, по нашему глубокому убеждению, не соответствующее интересам общественности. Западная Европа не знает подобного перерыва функционирования печати, этого нерва современной жизни", — писала "Сегодня".
Во-вторых, никто не работал. "В течение целых четырех дней пульс экономической жизни был искусственно приостановлен. Непосредственный убыток государственного хозяйства от этого празднования, по приблизительной оценке, составляет 60 миллионов рублей. Убытки же народного хозяйства не поддаются учету.
Приостановилась деятельность промышленности, торговли, транспорта и банков — словом, вся хозяйственная жизнь городов замерла. В течение этих дней прекратились все обороты внешней торговли, оборвались все нити, связывающие нашу страну с мировым хозяйством. Едва ли иностранный деловой мир зачтет нам это в плюс", — писал в той же газете профессор М. Зив, оценивая ущерб по старинке, в латвийских рублях.
"Мы позволяем себе выказать надежду, что этот урок не пройдет даром и что в самое ближайшее время будет у нас пересмотрен вопрос о числе праздников, которое по сравнению с другими государствами у нас чрезвычайно велико", — заявляла редакция газеты.
Однако в дальнейшем, особенно во времена Карлиса Улманиса, количество праздников, показывающих силу латышского духа, только увеличилось. Но Лиго всегда было самым главным.
Лиго на войне
Это понимали и пришедшие к власти коммунисты. Шестого сентября 1940 года председателем президиума Верховного Совета Латвийской ССР Аугустом Кирхенштейном был подписан указ о праздничных днях. Их устанавливалось семь: 1 января — Новый год, 22 января — день памяти Ленина, 1-2 мая, 24 июня — Лиго, 21 июля — день основания Советской Латвии, 7-8 ноября, 5 декабря — день "Сталинской Конституции".
За два дня до войны Совнарком и ЦК КП(б) Латвии просят Москву перенести выходной день с 22 на 24 июня. Москва пошла навстречу, но праздника не получилось.
В 1943 году начали праздновать уже 22 июня — Гитлер объявил его днем освобождения восточных территорий от большевизма, в этот день в рижских парках играли оркестры. Первого июня 1943 года вступил в силу новый список праздничных дней на территории Латвии, в котором было и 24 июня — Лиго. Рижане отметили праздник на острове Доле.
В 1944 году главная оккупационная латышская газета Tevija рассказала, как отмечали на рижских фабриках. "Над башнями Риги "Лиго!" отзвучало до следующего лета. Те трудящиеся, которые еще вчера весело праздновали, сегодня опять видны среди старательно делающих свою работу. Но такова старая и добрая привычка нашего народа", — писала газета. Но следующим летом праздник уже звучал по-другому.
Советский праздник
Девятнадцатого июня 1945 года газета Cīņa опубликовала решение президиума Центрального совета профсоюзов ЛССР "Об организации празднования праздника Лиго на предприятиях и в учреждениях Латвийской ССР". Преамбула: "До установления советской власти в Латвии у широких масс трудящихся не было возможности широко отмечать и праздновать свой народный праздник Лиго. Это празднование было привилегией узкой фашистской клики — айзсаргов и корпорантов. Еще более нетерпимое положение было во время немецкой оккупации, когда немецко-фашистские негодяи запрещали каждое проявление национального сознания латышского народа и отмечание народных праздников рассматривали как демонстрацию против фашистских захватчиков. В этом году трудящиеся Советской Латвии впервые широко отмечают и свободно празднуют свой национальный праздник во всех городах и деревнях".
К первому послевоенному Лиго в столице приурочили открытие нового понтонного моста через Даугаву, по которому прошли две трамвайные линии. А предприятия торговли получили 36 тысяч ордеров на промышленные товары для нужд трудящихся — больше всего детской одежды и обуви, сообщали газеты.
Двадцать второго июня 1945 года в Риге торжественно встречали воинов 130-го Латышского стрелкового корпуса. На первой странице праздничного лиговского номера газеты Cīņa девушка в народной одежде стоит рядом с бойцом Красной армии, оба в венках.
Вот так в Латвии продолжали отмечать Лиго, привнося советские элементы, но все-таки только в концертном исполнении. Например, на Празднике песни в 1948 году сводный хор исполнил песню композитора Анатолия Лепина на слова Мейнхарда Рудзитиса Līgo, līgo! Staļinam! Līgo! Līgo! Но вряд ли ее пели у костра в тесной компании.
По-прежнему Москва по просьбе правительства Латвийской ССР переносила выходной день на 24 июня. "В связи с тем, что 24 июня является национально-бытовым праздником "Лиго", — как сказано в постановлении 1949 года.
Пришел и запретил
И все это проявление национального духа (но вместе с тем вполне советское) продолжалось до тех пор, пока 25 ноября 1959 года первым секретарем ЦК Компартии Латвии не стал Арвид Янович Пельше, который очень не любил праздник Лиго. Существует версия, что гонения на Лиго начались по воле Никиты Хрущева, он посетил Ригу в июне того же года и разгромил тех, кого позже назвали "национал-коммунистами", но это отдельная история. Очевидно, народный праздник показался ему одновременно проявлением и национализма, и религии, с которой Хрущев тоже боролся. А уж Пельше недовольство "хозяина" уловил мгновенно.
Празднование Лиго начали сворачивать, прекратили упоминать в прессе. Журнал "Лиесма" не сориентировался и в июньском номере поместил статью и фотографии о праздновании Лиго, главный редактор Юрийс Ногинс был уволен.
Двадцать четвертого марта 1961 года в газете Cīņa появилась передовая статья: "Лиго или Янов день следует признать устаревшей и не отвечающей духу времени традицией. В эпоху, когда советский человек закладывает основы великого строительства коммунизма, было бы неправильно и нецелесообразно отмечать языческие традиции. В воспитании трудящихся следует использовать только прогрессивные традиции". Дальше, правда, было написано: "Конечно, что праздновать и что не праздновать — личное дело каждого гражданина".
В июне 1961 года ни одного упоминания Лиго в латвийской прессе не было. Ни в газетах, ни по радио, где обычно звучал праздничный концерт. Писатель Янис Судрабкалнс, с 1945 года каждый раз писавший праздничный текст, в том году вместо этого опубликовал приветствие чувашскому народу.
Это заметила латышская эмигрантская печать и сделала вывод "об изменении культурной политики Москвы и русификации всеми доступными средствами".
Двадцать третьего июня 1961 года в Риге на углу улицы Слокас и бульвара Узварас на панно, изображающем освобождение народов Африки, появилась надпись Lai dzīvo Līgo, а вечером к памятнику Свободы был возложен венок из дубовых листьев. Виновные были задержаны и доставлены в Управление милиции.
Вместо запрещенного праздника власть принялась придумывать новые традиции. Объявили Неделю советской молодежи с возложением цветов к памятнику Ленину 19 июня. Двадцать первое июня — День дружбы народов, 23 и 24 июня 1961 года впервые прошел праздник песни и танца школьников.
Казалось бы, кто может противиться советской идеологической машине? Но тут в дело вмешались советские диссиденты.
Подвиг лингвиста
Из книги Льва Копелева и Раисы Орловой "Мы жили в Москве":
"В 1960 году мы поехали в Латвию по командировке общества "Знание". Там в некоторых районах вводились новые гражданские обряды, сопровождающие рождение ребенка, окончание школы, свадьбу, совершеннолетие, похороны. Так власти надеялись ослабить влияние церкви и воспитать "нового человека".
В маленьких городах Валмиере, Талсы, Мерсраг мы встречали много людей, увлеченных этими новшествами. Но, празднуя новые обычаи, они пели старые песни, надевали старые наряды, уже, казалось, ставшие музейными экспонатами или театральным реквизитом. Так новые обряды укрепляли, утверждали национальную самобытность, еще недавно сурово подавляемую как "буржуазный национализм".
Угодливые местные власти стали искоренять любые упоминания о Яновом дне, хотя ими наполнены фольклор и классическая литература. Переделывались даже школьные учебники и словари, из латышского языка приказано было изъять такие словосочетания, как "Янов сыр", "Янов месяц", "Янов жук".
Вернувшись в Москву, мы опубликовали статью в журнале "Наука и религия" и отдельную брошюру, где рассказывали о творческом опыте латышских просветителей и возражали против запрета Лиго.
Наши публикации вызвали окрик из ЦК, Суслов распорядился "призвать к порядку" редакторов и осудить идеологическую ошибку. Между тем из Риги приходили все более тревожные известия о расправах со всеми, кто противился запрещению Лиго…"
Письмо подписали тридцать латышских и московских интеллигентов. В том числе Илья Эренбург, бывший депутат Верховного Совета от Даугавпилса. "Он сперва не соглашался: "Не знаю мотивов запрещения… возможно, этот праздник используют латышские националисты. Ведь там еще очень сильны антисоветские, антисемитские, антирусские настроения". Но потом подписал.
Как вспоминали правозащитники: "Письмо было передано в приемную Кремля. Ответа никто не получил. А в "Известиях" появился фельетон, в котором высмеивались некие почтенные, но наивные ученые и литераторы, подписывающие письма, защищая неприкосновенность отсталых, мракобесных обычаев".
В журнале "Дружба народов" в 1965 году вышла статья "Лиго — значит радость", написанная Львом Копелевым и Дзидрой Калныней, старшей научной сотрудницей Латвийского университета. Там было рассказано, как латыши отмечают летний солнцеворот, а запрет праздника был назван "совершенно нелепым".
Зарубежные латыши статью заметили, но подвергли критике. "Никак не можем присоединиться к оптимизму Копелева и Калныни, что после отставки Хрущева — как обычно, прямо об этом не говорится — Лиго снова будет отмечаться", — язвила американская газета Laiks.
Но 15 апреля 1966 года товарищ Пельше ушел на повышение в Москву. А с 1967-го Лиго снова начали праздновать.
"Это мы восприняли как успех всех прошлых усилий, как ответ на первое коллективное письмо, задержавшийся на пять лет. Значит, все же можно, хоть и не сразу, добиться справедливости, можно воздействовать на власти словом…" — вспоминал Копелев.
И почему его не наградили орденом Трех звезд?
Наверное, потому что сам признался: "Мы начали защищать Лиго совершенно случайно. Только потому, что мы в то время оказались в Латвии. Мы хотели улучшать жизнь в нашей стране. Латвию мы тогда воспринимали как неотделимую часть…"
Лиго в искусстве
В 1967 году Институт научного атеизма Академии общественных наук при ЦК КПСС издал брошюру Петериса Кампарса "Советская гражданская обрядность" в серии "Обряды и обычаи народов СССР". Там говорилось: "Золотые нити традиций, — пишет народный поэт Латвии Ян Судрабкалн, — связывают далекое прошлое народа с жизнью наших дней, и вечер Ивана Купалы, на латышский лад "Яню вакарс", и весь праздник Лиго полон старинного очарования, жизнерадостности, веры народа в свои силы… Лиго — пример бессилия христианской религии искоренить прогрессивные народные традиции. Латвийский Янов день по своей сути всегда был антихристианским, антицерковным крестьянским и плебейским праздником".
В общем, и на идейном уровне праздник был реабилитирован.
В том же году Евгений Евтушенко написал стихотворение о том, как он отмечал Лиго:
Меня за грудки кто-то тискал,
И за салфеткой кто-то рыскал,
А кто-то лучший стул волок.
То было иго, а не Лиго,
И в довершенье кто-то лихо
Надел на шею мне венок —
И хрустнул шейный позвонок.
И это тоже было в русле реабилитации праздника.
Лиго 70-х годов прошлого века запомнилось многим странными самодельными головными уборами, продававшимися на рынках перед праздником. Для девочек — якобы народные, с шариками из фольги, а также дамские широкополые шляпки из цветной бумаги. Для мальчиков — гусарские кивера с перьями и сомбреро, на которых было написано "Лиго".
Несмотря на то, что Лиго праздновалось открыто и всенародно, с водкой и шашлыками, выходных дней не переносили, и приходилось после празднования выходить на работу. Поэтому первое, что сделал Народный фронт, придя к власти, — объявил Лиго выходным днем.
Двадцать третьего июня 1988 года в Латвии первый раз отметили праздник Лиго как восстановленный официальный выходной. А 10 ноября 1989 года Верховный Совет Латвийской ССР объявил Лиго, 18 ноября и Рождество праздничными днями. А в 1991 году Почта СССР выпустила марку, посвященную латышскому празднику. Но было уже поздно…