РИГА, 5 янв - Sputnik, Денис Бартецкий. Ночь с тридцатого на тридцать первое декабря. Встал, оделся и поехал. Взял деньги на дорогу туда-обратно и поехал. В Ригу. Через четыре с половиной часа я уже должен быть там. Надеюсь, что все пойдет по плану и через сутки буду снова дома.
Я еду в одно из самых маргинальных мест столицы. Место, которого сторонится даже большинство бездомных. Это ночлежка Латвийского Красного Креста на Гайзиня, 7, сразу за Центральным рынком. Ночлежка, куда, по словам директора одного из рижских приютов, "доставляют таких бомжей, что их больше ни в одном другом приюте не берут".
Еду посмотреть, как там встречают Новый год. Посмотреть и рассказать вам. Показать другую сторону жизни, где, надеюсь, вы никогда не окажетесь.
Поезд Лудза - Рига
Поезд фыркнул закрывающимися дверьми и застучал колесами. Ковбойский. Так во времена моего студенчества мы называли этот дизель. Потому что едет медленно, тянется. Раньше по вагонам ходили бабули-предпринимательницы.
Они таскали голубые клетчатые сумки челноков. В сумках – сосиски в тесте, пирожки с повидлом, картошкой, капустой, а также лимонад, пиво, шоколадные батончики, семечки-орешки. Можно было купить и контрабандную водку, и сигареты. Бабуль уже давно как нет, изгнали. Европа, как ни крути.
Еду Лудза - Рига. Первого числа назад. Прям Москва - Петушки какие-то. От такой ассоциации рот расплывается в улыбке.
Покупаю билет у кондуктора. Она выдает мне бумажечку размером чуть меньше спичечного коробка и сонным голосом говорит "с наступающим". Отвечаю "вас также" и проваливаюсь в сон. Пытаюсь провалиться. Получается плохо.
Раньше было как: лег в поезде на лавку, обтянутую коричневым дерматином, лапки подогнул и заснул. Теперь же в поезде мягкие, удобные сиденья. На них не полежишь. Неудобно на этих удобных. Европа, как ни крути.
В поездах вообще многое поменялось. Бесплатный вай-фай появился. И лишь одно место практически неизменно застыло во времени, не мимикрировало под современность. Вся наша европейскость заканчивается на туалете в дизельном поезде. Вся наша европейскость – в толчке. У параши.
Черный юмор
Рига встретила тепло. В плане погоды. Восемь двадцать утра, темно еще. Закуриваю. В ночлежку я попаду только к вечеру, надо днем занять себя чем-то. С пользой занять, раз уж приехал.
Плюс всех моих репортажей, всех экспериментов в том, что я по ходу пьесы могу редактировать сценарий, что-то добавлять, что-то менять. Сам себе хозяин. Это приятно. Всегда можно дополнить репортаж сходным материалом. Поэтому я иду в суповые кухни. Там тоже деклассированные, нищие, бездомные, да и просто люди, попавшие в сложную ситуацию. Там свой Новый год. Идем.
Была у меня раньше одна шутка - черный юмор в виде вопроса. Шутка актуальная. На злобу, так сказать. Звучит она так: "Что будет с Ригой, если Нил Валерьевич вдруг подавится вишенкой и умрет?"
Нил Валерьевич практически умер - как политик. Подавился он, конечно, не вишенкой (у Вилниса Кирсиса тоже дела далеко не блещут), но все же. А вот с Ригой ничего не стало. К празднованию Нового года город готов, столица в убранстве огоньков, транспорт по-прежнему в эти дни бесплатный. Ничего визуально не изменилось. Пришли.
Латыши - мои друзья
Без двадцати девять. Барона. Улица Кришьяна Барона. Общество "Миссия милосердия Dzivibas Ediens". Уже небольшая очередь из человек пятнадцати. Интернациональная. Возрастом разная. Ждут. Очередь извивается змеей, стоящие в ней хохлятся воробушками. Люди различаются не только по возрасту, но и по внешнему виду.
За мной парень примерно моих лет. Опрятно и прилично одетый, свежеподстриженный. Даже не очень понятно, что он тут делает. Есть, разумеется, и люди, начавшие праздновать Новый год еще весной, синие-синие, как изолента, откровенно грязные. Контингент действительно разный.
"Ту уз монастыря иеси? Эс нэ, манн ир майзе, консерви", - общались между собой два латыша, по обыкновению сдабривая речь русскими бранными словами. Обсуждали, как будут сегодня праздновать – закуска из суповых кухонь и водка.
"Вы из тех дипломатов, что говорят: латыши – мои друзья, а русские – дерьмо", - ни с того ни с сего обращается к ним женщина в годах, одетая в черную дубленку.
Да уж, национальный вопрос везде. Мужчины делают вид, что не слышали ее реплику и продолжают обсуждение дальше. Женщина, видимо, огорченная, что конфликта не получилось, отворачивается.
В девять будет раздача пищи. Начинается движение. Мелкими шажками. Десять минут - и я стою около двери. За дверью стол, две огроменные кастрюли, мужчина средних лет. "Макароны или суп?" - спрашивает он меня. Я отвечаю "суп" и подаю заранее приготовленную посуду. "Черный или белый?" - указывает он головой на горку с нарезанным хлебом. - "Черный".
Я получаю "пластмасску", до краев наполненную гороховым супом, три куска черного кисло-сладкого. Банку сгущенного молока еще дают. Новый год все-таки. Праздник, лакомство, подарки.
Многие поглощают пищу прямо на месте, не отходя. Прямо к зданию заботливо приделана откидная полочка. Ставь, стой, ешь спокойно. Кто-то идет на противоположную сторону улицы, располагается прямо на брусчатке, принимается за завтрак. Пробую. На вкус гороховый суп пресный. Кроме гороха в составе ничего и нет. Разве только соли немного.
Праздника нет
На очереди очередная суповая кухня. Тоже на Барона, на той же улице. Ежедневно Св. Троице-Сергиев женский монастырь устраивает бесплатную раздачу еды для нуждающихся. Но это в полдень. У меня еще масса свободного времени. Поэтому движемся на рынок.
В очереди я заметил у некоторых торчащие из оттопыренных карманов бутылки копеечного одеколона. Думаю, все понимают, что не для того, чтобы подушиться, его покупает этот контингент. Ввиду прошедших не так давно "зачисток" на Центральном рынке, просто хочется посмотреть, искоренили ли этот вид любимого напитка бездомных.
На Центральном рынке я оперативно нахожу киоск с косметическими товарами. Во главе полок он - одеколон. Несколько видов. Это самый ходовой товар. Девяносто пять центов за бутылочку. "Мы до половины пятого сегодня. Если что", - предупреждает продавец. Про одеколон я напишу отдельно чуть ниже.
Полдень. Св. Троице-Сергиев женский монастырь. Улица Кр. Барона. Очередь примерно из пятидесяти человек. Некоторых я видел уже с утра, в другой такой же очереди.
Постояльцы. Большинство ожидающих – люди пьющие. Это сразу бросается в глаза. Особенно в сравнение с контингентом на предыдущей суповой кухне. Этакий цветник грязных штанов. Но не будем всех под одну гребенку.
От одних действительно разит мочой и нечистотами, от других пахнет душистым мылом. Большинство обвешано рюкзаками, пакетами, авоськами. В руках - пластиковые ведерки. Литровые, трехлитровые. Преимущественно мужчины. Передо мной в очереди старушка. Видавший виды серый плащ. Старенький, но чистый. Пуховый платок на голове. Стоим.
Редкие прохожие. Пустой какой-то город, почти безлюдный. То ли все сидят дома, салаты стругают. То ли что-то другое. Нет снега. Ощущение, что и праздника нет. Праздника, который приходит, которого ждешь. Нет этого томящего ожидания. Нет предвкушения, как будешь наряжать елку. Нет снежинок, вырезанных из бумаги. Нет дорогих, нечастых для стола обычной семьи продуктов, когда селедку наряжали в шубу и готовили долгожданный оливье. Под советские комедии. Нет ожидания, предвкушения, трепета, ничего больше нет.
Это всего лишь выходные. Со стандартным салютом, который радует гораздо меньше, чем обычные клочочки бумаги из хлопушек. Клочочки с заморским названием конфетти. Это всего лишь, выходные! Выходные обязательной радости и заученного смеха.
Ведь мы не просто выросли, ведь что-то ушло, умерло, исчезло, испарилось. Ведь раньше же ждали чего-то. Чего-то важного, неуловимого, как эта набившая оскомину песенка про пять минут, будь она неладна. Ведь елки покупали заранее, а не в последний момент. Потому что некогда, да и так дешевле. Ведь ждали чуда. Подарков - чудесных, а не дежурных. Разве может быть чудесным подарком новая модель мобильного телефона?!
Ничего ведь больше нет! Ни вишневого компота, в котором плавали вишенки, ни стеклянных игрушек, которые обязательно бились, ни этих зайчиков из морковки, воткнутых в миску с салатом. Ничего! Остался лишь запах мандаринов, которые теперь тоже можно купить в любой день.
И это не тоска по тому времени, "когда трава была зеленее, а сугробы выше", не ностальгия по советскому и постсоветскому строям. Дело не в строе. Дело ведь в настрое, в ценностях, в предвкушении, в эмоциях, в чем-то по-детски искреннем...
Подставляйте ведерки
Очередь начинает двигаться к монастырским дверям, наполняются пластиковые ведерки. Подходит матушка. В руках - плетеная корзинка, в корзинке кастрюлька и хлеб. Угощает: "Не хотите пшенной каши? Берите, берите". Я отказываюсь, поблагодарив. "Вам жилетка не нужна?" - обращается она же к нашему фотографу. Он тоже отказывается. Тоже поблагодарив. "Газеты хоть читаете? Возьмите сами, а то у меня руки сальные". Я вытаскиваю у нее из подмышки православное издание под названием "Виноградная лоза".
"На Пасху было повеселей, поинтересней было", - говорит подпитый мужчина непонятного возраста в неопределенной одежде, прихлебывая суп из пластикового ведерка. "А на Новый год только пряники дают", - жалуется он, ни к кому конкретно не обращаясь.
Стоим уже сорок минут. Вот идет мужичок с ластами, торчащими из рюкзака. В руках - трехлитровое ведерко с супом. Вот молодой парень одет "по моде", в искусно драных джинсах, бейсболке и "найковском" пуховике. Ему налили суп в здоровенную банку из-под протеина.
Вот сильно пьяный старик. Он обращается к собравшимся: "У кого телефон есть? Звякнуть на мой. Я номер скажу. Мне проверить надо, работает ли". Набираю. Работает. "Спасибо, - говорит. - Выпить хотите?" Отрицательно мотаю головой, улыбаюсь. "Ну, с Новым годом тогда", - добавляет. "*** вы на людей едете?! Дорожка же специальная есть! Вон рядом!" - кричит на проезжающую по тротуару группу велосипедистов мужик в когда-то голубых джинсах.
Вот и моя очередь подошла. Мне наливают плошку супа, дают горбушку белого хлеба, ломоть черного. Пряников мне не достается. Суп – рыбные консервы, перловка, картошка, морковь. Горчит сильно.
В суповую кухню, коих в столице множество, может прийти абсолютно любой человек, там не требуется подтверждение какого-либо статуса, например малоимущего. По моим наблюдениям, большинство посетителей суповых кухонь — мужчины. Средний возраст около пятидесяти. Хотя по некоторым определить возраст крайне сложно — алкоголь делает свое дело.
Женщин – не более двадцати процентов. В основном пенсионного возраста. Чем моложе женщина, стоящая в очереди, тем она хуже выглядит. Это не парадокс, это опять же след алкоголя. Но не обязательно все, кто туда приходит, люди пьющие. Тут, полагаю, пятьдесят на пятьдесят.
Стимулирует ли бесплатная раздача еды деклассированных и дальше продолжать свой образ жизни? Да, безусловно, стимулирует. Помогает ли нуждающимся и малообеспеченным. Да, безусловно, помогает. Весы. И тут весы. Единственное, что могу сказать уверенно: умереть в Риге от голода нереально.
Вот оно, доброе
Следующее место по плану – центр культуры Kanepes. В конце декабря там открылся первый в Латвии холодильник для обмена продуктами. Каждый желающий может положить туда еду, которая может пригодиться кому-то другому. Мне кажется, это здоровская идея, добрая. Ведь что-то же должно в этом тексте быть доброе. Вот оно. Доброе. К сожалению, центр был закрыт. Все-таки тридцать первое число, праздник. Но холодильник мы все-таки сфотографировали.
Я сижу на лавочке напротив Origo, намечаю, как будет выглядеть этот материал, и кормлю полученным в суповых кухнях хлебом голубей. Голуби облепляют меня со всех сторон, воркуют. Воробушки подлетают. Они быстро хватают хлебный мякиш и отпрыгивают в сторону. Прыжками, прыжками, подальше с добычей. И там в сторонке клюют. Будто те бездомные из очередей с бесплатной едой.
Что для меня текст хорошего журналиста? Текст, в котором подмечают то, мимо чего другие просто проходят, в упор не видят, и из которого я узнаю что-то новое. И в прикладном плане в том числе. Я, если уж откровенно, журналист невзаправдашний, но тоже попытаюсь придать дополнительную ценность тексту - в практическом смысле. Может, кому-то пригодится.
Помните, энное количество лет назад в столице была масса интернет-клубов? Их давно уже нет, они просто никому не нужны, вымерли, отжили свое, стали атавизмом. Но, оказывается, один все-таки остался. Жив по сей день. В Старой Риге находится. Работает круглосуточно. И в Новый год он тоже работает.
Иду туда, делаю заметки будущего материала. Только два часа дня. До посещения ночлежки, из-за которой я, собственно, и приехал, еще есть время. Направляюсь в кино. Что-то ведь должно быть в новогоднем тексте про подарки? Вот оно – про подарки. Банк Citadele прислал код на бесплатное посещение любого фильма в "подшефном" кинотеатре. Я выбрал новый, российский - "Холоп" называется, комедия. Фильм – хлам, ушел, не досмотрев. Кресла удобные.
В фойе кинотеатра ко мне обратился мальчик лет шести: "А у вас в Риге почти все знают русский?" "Почти все", - отвечаю. "А из родственников ваших все знают?" -"Нет, не все". - "О, дяденька, вы тоже в туалет. Подождите, я тоже". - "Парень, а ты откуда?" - "Из Минска, а папа в магазине сейчас. У вас тут хорошо".
А ведь и действительно, не так все у нас и плохо. Пора идти в ночлежку. Но перед этим расскажу про одеколон, раз уж обещал.
Про одеколон
Более года назад издание Latvijas avizе разродилось публикацией о том, что в Балви, где проживает чуть более 7 тысяч жителей, всего за один месяц было скуплено 2 тысячи 500 бутылочек косметического спирта. Издание отмечало, дескать, из разговоров с местными жителями стало ясно, что косметический спирт покупают отнюдь не в целях ухода за собой, а для распития. Материал переопубликовали практически все порталы, информация появилась на радио, телевидении. Пошла волна. Короче, ужас-ужас, волк украл зайчат.
Задолго до этого cтоличные продуктовые магазины шаговой доступности уже были завалены косметическим спиртом. Он стал одним из ходовых товаров, оказался практически самым дешевым пойлом. Его ставили прямо около кассы. Хотя в этом и не было нужды.
Как только он появлялся в продаже, потенциальный покупатель уже был в курсе. Торговые агенты компании-распространителя четко говорили владельцам магазинчиков: "Мы обеспечим вас покупателем". Они же четко поясняли, зачем в продовольственном магазине косметический спирт и какой покупательной способностью он пользуется.
Однако учитывая, что потребитель продукта – это деклассированные элементы, то всем на эту ситуацию было "с высокой березы". Это вам не спайс с детишками, тут респекта в обществе не поднимешь. Да и, с другой стороны, какая разница, что купит человек: косметический спирт или какую-нибудь "каменку" на точке. Думаю, что первый даже более безопасный. Ведь как только начнется мор, товар перестанут покупать.
То есть сенсация с Балви хоть и была показательной, но была далеко не сенсацией. Обыденностью. Продолжительное время косметический спирт был хедлайнером. Был, был, да и перестал. И победило его совершенно не государство, не самоуправления. Его победил другой товар. Одеколон.
Одеколон дешевле, крепче и доступнее. Цена на пузырек колеблется от 0,80 до 0,95 евро. Косметический спирт – около 1,40 за бутылку. Экономика должна быть экономной. Просто поднимите оборот фирм-поставщиков одеколона в стране. Посмотрите на их объемы. И увидите глобальность проблемы, масштаб. Вам может показаться, что это проблема в определенном сегменте – деклассированный элемент. Но не думайте, что это не касается лично вас. Напрямую касается.
Одеколон глумится. И когда вы столкнетесь с этим или, что гораздо для вас хуже, встретитесь один на один с постоянными потребителями данного спиртосодержащего "напитка", вы вспомните, как улыбались, читая эти строки. Поверьте, я не запугиваю, я просто знаю, о чем говорю. А знание, как говаривали умные умы, приумножает скорбь.
Продолжение следует>>>
