С любовью к России
Урхо Калева Кекконен был президентом Финляндии более 25 лет (с 1 марта 1956 года по 27 октября 1981 года). Вообще же в финской политике он с младых ногтей, и в 1936 году (36 лет от роду) стал министром юстиции, а в 1937 году – министром внутренних дел. Кекконен никогда не был "ястребом", придерживался умеренных политических взглядов и вошел в послевоенную историю как большой друг СССР, кавалер орденов Ленина и Дружбы народов, а также лауреат Международной Ленинской премии "За укрепление мира между народами".
При Кекконене отношения Финляндии (попавшей по итогам маннергеймовского мирного договора от 19 сентября 1944 года в исключительную сферу интересов СССР, но сохранившую независимость) с Москвой переживали "медовый месяц", растянувшийся на четверть века. Все друг друга уважали и всем было хорошо.
Шарль Андре Жозеф Мари де Голль президентом Пятой республики работал всего десять лет (с 1959 по 1969 год), после чего добровольно покинул свой пост, не отбыв полностью второй президентский срок, который должен был закончиться в 1972 году. Де Голль – герой, спасший честь Франции, организатор и легенда сопротивления, человек, сохранивший своей родине статус великой державы и мужественно сражавшийся за его реальное наполнение. В попытке уравновесить влияние США (открыто посягавших на суверенитет своих европейских союзников) де Голль пытался сблизиться с СССР. В рамках своей восточной политики он выдвинул идею "Единой Европы от Атлантики до Урала", которая в нынешних реалиях трансформировалась в идею единого политического и экономического пространства - от Лиссабона до Владивостока (или от Атлантического океана до Тихого). Пожалуй, именно при де Голле перспектива развития советско-французских отношений была наиболее благоприятна за весь двадцатый век.
Москва – Париж
Во время встречи с президентом России Владимиром Путиным его французский коллега Эммануэль Макрон внезапно выступил с инициативой восстановления "Группы восьми" (Россию прекратили приглашать на саммиты, вернувшись к формату G7, в 2014 году, "в наказание за Крым и Донбасс"). И о формате "от Лиссабона до Владивостока" Макрон тоже вспомнил. Если его что-то и отличало от де Голля, то это предупредительность в отношении российского коллеги. Можно было бы сказать, что Макрон хотел задобрить Путина, но это, наверное, было бы слишком грубо, поэтому скажем, что он хотел понравиться президенту России. Французский президент явно пытается открыть новую эру во взаимоотношениях России и Европы.
Интересно, что его идею о воссоздании формата G8 поддержали не европейские союзники (Германия и Великобритания уже высказались против), а Дональд Трамп – президент США, чьим глобальным интересам попытка создать единую Евразию "от Лиссабона до Владивостока" объективно угрожает.
Кстати, Владимир Путин также не стал торопиться с принятием этой инициативы. Российский президент попросил положить на стол конкретные предложения, согласованные со всеми членами G7, чтобы Россия могла оценить, куда именно ее зовут и на каких условиях.
Это свидетельство резкого ослабления Запада и утраты им привлекательности для российской элиты. Десять лет назад трудно было себе представить, что Москва будет сомневаться в необходимости участия в "Группе восьми", а сегодня это объективная реальность.
Сегодня Западу так же трудно "продать" России G8, как не удалось (несмотря на неоднократные попытки) после переворота 2014 года "продать" Украину. Не то чтобы Россия совсем уж отказывалась брать предложенное, просто каждый раз Москва интересовалась конкретными условиями сделки, а Запад пытался оставить себе руки свободными.
Если бы не возвращение к голлистской идее "единой Европы", включающей Россию (а президент Франции несколько раз подчеркнул, что европейская и глобальная стабильность без России немыслима), можно было бы предположить, что, заманивая Москву в G8, Макрон играет по согласованию с Трампом. Но слишком уж сильно противоречат интересам США ключевые тезисы Макрона. Больше похоже на то, что, трезво оценив обстановку, президент Франции просто решил опередить коллег по ЕС в восстановлении отношений с Россией.
Его демонстративно любезный пост в Facebook, к тому же написанный на русском языке, настолько выходит за пределы протокола, что не может трактоваться двузначно – на Западе стартовала гонка за первенство в восстановлении отношений с РФ.
В Хельсинки что-то знают
Кстати, президент Финляндии Саули Нийнистё пошел тем же путем. Только вместо страницы в Facebook он по-русски приветствовал Владимира Путина во время официальной церемонии встречи. В дальнейшем, в ходе пресс-конференции, выяснилось, что практически совпадают позиции Хельсинки и Москвы по вопросу выхода США из ДРСМД. Финны тоже обеспокоены. С прошлого века не помню такого трогательного единства в оценке стратегических проблем. Видимо, финны тоже что-то знают и тоже не хотят опоздать в вопросе выстраивания конструктивного сотрудничества с Москвой.
Впрочем, российский президент и в Хельсинки продемонстрировал твердость позиции Москвы, заключающейся в том, что именно Запад, на котором лежит ответственность за текущий кризис в отношениях, должен вносить конкретные предложения по выходу из него. Комплименты Москве, конечно, приятны, но они не могут служить основой для договоренностей. Нужна конкретика, которую можно было бы обсуждать. Причем простое предложение "вновь принять" в структуры Запада Россию не устраивает.
В 90-е годы прием в Совет Европы, создание вначале формата G7+1, а затем и G8 были важны для России в качестве формальных признаков ее равенства с западными партнерами, которого на деле не было. Его нет и сейчас, только в отличие от 90-х, когда Москва нуждалась в благосклонности Запада, сейчас Россия – признанный мировой лидер, в котором нуждается Запад. Поэтому на вопрос наглой журналистки по поводу якобы имеющего место нарушения Россией правил Совета Европы, Путин спокойно говорит, что "если кому-то что-то не нравится, то мы можем из СЕ выйти".
И на этом аргументы Запада заканчиваются. Потому что становится понятно, что организация, в которой не состоит Россия, не может претендовать ни на статус европейской, ни на статус глобальной.
Никогда еще новый мировой статус России не проявлялся с такой отчетливостью, как во время этих двух визитов. Совпадение? Не думаю. Скорее, тенденция.
