Но 24 марта премьер-министр России Е. М. Примаков, летевший в Вашингтон для заранее согласованной встречи с вице-президентом США Гором, не будучи ясновидцем, еще не мог знать (да и никто не мог), во что обойдется "Союзная сила". Он знал только то, что бомбежки начались, о чем ему любезно сообщил по радиосвязи Альберт Гор.
Сейчас, спустя двадцать лет, повторить разворот над Атлантикой уже затруднительно хотя бы потому, что российские первые-вторые лица в США давно не летают. В лучшем случае — встречаются на территории третьих стран и все больше побочным образом, то есть на полях некоторого общего мероприятия.
Но тогда это был скандал — и первостатейный. Немалая часть отечественной прессы сурово осудила Примакова, усмотрев в развороте акт если не холодной войны, то чего-то на этой линии. Опять же прозвучало ставшее с тех пор стандартным "Стоит ли нам умирать (или даже всего лишь разворачиваться) за Данциг, то есть за Белград?". Упоминались выгоды интересные, которые мог принести визит, если бы он состоялся: кредиты, инвестиции и так далее. С разворотом же — ничего, кроме взаимной остуды.
Жест Примакова был сочтен куда более скандальным, чем пасхальные бомбардировки европейской столицы. Даже несмотря на то, что традиция бомбить Белград на Пасху ведет начало с налета люфтваффе весной 1941 года. Но дело не в традиции — мало ли какие бывают совпадения, — а в том, что решительная, а равно союзная сила была применена безо всякого мандата СБ ООН. Хотим — и бомбим, и никому в том не даем отчета. Сейчас этим кого-то удивить трудно, но в 1999 году такая манера ведения дел была еще внове.
Редкостное простосердечие наших гуманитарных партнеров, отлитое Гавлом в граните лишь в конце апреля, но в принципе понятное еще 24 марта, вызвало сильную реакцию российского общественного мнения, причем реакцию, неожиданную для всех. Впервые со времен перестройки русские вздыбились, а либеральные и гуманитарные заклинания вдруг потеряли свою силу.
Массовые акции протеста у посольства США в Москве, причем акции явно стихийные (об их инспирированности и проплаченности никто не говорил по причине явной глупости такого утверждения, ибо кто их мог инспирировать — глава АП Волошин?), для американцев и российских патриотов Америки стали крайне огорчительной новостью. Еще вчера "мы так вам верили, товарищ Клинтон, как, может быть, не верили себе", а сегодня — антиамериканские манифестации.
Конечно, идейный перелом вызревал давно. По итогам 90-х годов светлый лик рыночной экономики, правового государства, международного партнерства и пр. обернулся впечатляющей задницей. Всего полгода назад — в августе 98-го — произошел дефолт, знаменовавший, кроме всего прочего, обрушение Единственно Верного экономического Учения. И тут в качестве последней капли — "гуманитарные" бомбардировки. Ждать, что все пройдет как по маслу, не приходилось.
Конечно, разворот над Атлантикой был очень умеренным ответом. Он только спасал — да и то, наверное, не вполне — национальную честь, ибо продолжить полет, приземлиться и как ни в чем не бывало совершать визит, значило бы публично пройти под ярмом. Этого удовольствия Е. М. Примаков американским партнерам не доставил. И показал: Россия не вовсе раздавлена, сейчас она лишь сосредотачивается — на большее сил нет, — но в будущем партнеры должны понимать, что есть вещи, которые Россия принимать не станет. В избавлении от ига важен и первый шаг. Тем более что он самый трудный. Но китайцы учат, что дорога в десять тысяч ли начинается с первого шага.
Так, и Мюнхенская речь, и 08.08.08, и "Крым наш" стали лишь продолжением долгого пути, начатого над Ньюфаундлендом 24 марта 1999 года.
