РИГА, 23 июн — Sputnik, Владимир Дорофеев. День, когда Латвия против желания вступила во Вторую мировую войну, ту дату, когда нацисты напали на сонные города, сейчас вспоминают немногие. Хотя именно эта дата, 22 июня, разделила латвийский быт на "до" и "после" войны. Но то ли выветрилась память, то ли быльем поросла. И теперь уже люди толком не могут разобраться, что было, а чего не было. Кто герой? Кто жертва? Кто палач? Кто предатель? Все смешалось в головах новых поколений.
В пятницу, 22 июня, около 10 часов утра, у памятника Освободителям в Риге собралось чуть меньше 200 человек — представители посольств России и Белоруси и местные — в основном пожилые. Были также политики из социалистической партии, из русских общин Латвии и Риги и других общественных организаций. Построившись в колонну, дипломаты, пенсионеры и политики прошли к монументу и возложили цветы.
Свидетели и теоретики
Что характерно, самые молодые в этой толпе были сорокалетними, и могли припомнить еще уроки истории и патриотизма в советской школе. Детей независимости здесь не было — не знают они этой даты и не боятся, что когда-нибудь все может повториться.
Но живы еще дети войны — те, кто помнит ее не по рассказам. Эти люди видели все собственными глазами, в отличие от современных историков, спорящих о том, какая оккупация была тяжелее. Они видели, как врывались немецкие оккупанты в дома в поисках съестного и забирали последнее, как насиловали женщин, как расстреливали детей. Этих людей не обманешь популистскими россказнями. Но уже поколению сорокалетних все это не так очевидно, а их детям и вовсе непонятно.
Настоящая оккупация
"День нападения на советскую Латвию был пятым днем моего рождения. Мама в тот день пекла пироги. Я помню, уже с утра в окне увидела как наши айсарги достали форму и стали в ней разгуливать по деревне. В воздухе пахло каким то томительным ожиданием. Сосед еврей засобирался и уехал с вещами в Даугавпилс. Отец мой, стараясь лишний раз не мелькать во дворе, собрал вещи и к ночи растворился во мраке, уйдя в лес, в партизаны. Потом летели самолеты и бомбили села, стрекотали по улицам немецкие мотоциклы. Мы — дети и женщины сидели тихо, как мышки, по подвалам", — вспоминает Антонина Ильинична из латгальской деревни.
Она рассказала, что жила в своем доме при оккупантах год. А потом немцы, прознав про ее отца, угнали семью в Саласпилс. Оттуда мать вывезли на работы в Германию, а детей отдали родне.
"То, что мы оказались у родни, — это нам повезло. Других раздавали батраками чужим людям, и нередко те держали людей в абсолютно скотских условиях. Скажем, зимой без обуви. Конечно, помнит мое поколение ту войну, как не помнить. И об оккупации может рассказать о настоящей, а не о выдуманной. О той, где оккупант грабит и насилует, а не о той, где университеты и больницы строит, и латышей начальниками делают", — заключила женщина.
Ждали праздника, а получили войну
Посол России в Латвии Евгений Лукьянов рассказал, что для него, как для сына фронтовика, 22 июня — это дата скорби, дата — реликвия, но именно с этого дня начался непростой путь к Победе.
"Конечно, для меня, сына фронтовика, эта скорбная дата, связанная с войной, – дата реликвия. Именно с нее, начался долгий и непростой путь нашего народа к Победе. Но тяготы наших стран в войне, страдания населения такие, про которые и детям не расскажешь, они живы в народной памяти. Здесь, в Латвии, я особенно остро чувствую эту дату. Ведь тут день летнего солнцестояния — это особая дата, праздник всеобщий, народный. И вот народ ожидает ярмарку, а получает войну. Страшную, которую многие и не пережили", — поделился Лукьянов.
Многие из тех, кто пришел возложить цветы к памятнику, были не свидетелями войны, а их детьми. А большинство пришедших свидетелей тех событий были не местными, а теми, кого сейчас в Латвии модно называть оккупантами. Когда эти старики делились воспоминаниями, рассказывали о своем опыте жизни при оккупации, становилось ужасно горько. Как их, жертв войны, можно перепутать с виновниками трагедии?
"О начале войны мы узнали по радио. Мы в Пскове жили, ждали прибавления семейства. Папа, как услышал про войну, ушел в город на два часа, вернулся, выправив семье документы на эвакуацию, и попрощавшись, ушел на фронт. А мы на следующий день пошли на поезд, но уехать так и не смогли. Люди, понимая что на них идет война, всеми правдами и неправдами старались покинуть город. В вагонах ехали стоя, залезая даже на крыши составов. Мы, несмотря на все документы, так и не смогли уехать. Мама разнервничалась и родила раньше срока, ребенок не выжил. Но все же мы не жалели, что пошли на вокзал, потому что, когда вернулись домой, увидели, что дома больше нет — в него попала бомба", — рассказала Зинаида Александровна Семенова.
Семья Семеновой скиталась по городу. Сначала они жили в центре, в оставленной знакомыми квартире. Потом, когда в город вошли немцы, пришлось съехать в более скромное жилье. Входили немцы как положено настоящим оккупантам – под взрывы мостов и пожарища в жилых районах. Оставшиеся в городе прятались от грабежей и насилия.
"Ели бы мы знали, что нас назовут оккупантами"
"Нынешним детям невозможно передать, как мы одичали во время этой оккупации. Не было мыла и все ранее приличные люди стали выглядеть чучелами и завшивели. Мы мылись золой из печки, и встречаясь, искали друг у друга в головах вшей, как обезьяны. Разве можно такое сравнить с "советской оккупацией" Латвии?" — говорит Зинаида Александровна.
Но одно из самых страшных ее воспоминаний связано с холодом. Зима 1941 была суровой, и немцам было тяжело. А оккупированному местному населению было еще тяжелее. Морозы стояли ниже 40 градусов. Дров не было. В печках сгорело все — ненужная мебель, весь хлам. Люди умирали от холода.
Как-то раз дети, увидев новый телеграфный столб, ночью отпилили от него пару чурок, чтоб не умереть от холода. Заметив укороченный столб, немецкие солдаты пошли в дом, из трубы которого ночью шел дым. Не найдя виновных, немцы решили расстрелять каждого третьего жителя дома. Чудом узнав об этом, люди убежали, бросив свой нехитрый скарб. Могут ли такое вспомнить "оккупированные" латыши?
Мытарства Семеновых закончились концентрационным лагерем, откуда мать Зинаиды Александровны послали на принудительную работу в Германию, а потом туда же отправили и детей. Там, в Германии, после бомбежек англичан, работников все время не хватало. Детям повезло, их взял на работу тот же фермер, у которого уже работала мама. За провинности немец наказывал десятилетних детей кнутом.
"В Латвию наша семья приехала после войны по приглашению жены брата отца, латышской коммунистки. Строили здесь заводы и города, работали под руководством латышей. Если бы нам тогда сказали, что спустя годы нас назовут оккупантами, — мы бы только рассмеялись. Мы же на себе испытали оккупацию. Много раз чудом избежали смерти. Это просто несравнимо", — заключила Зинаида Александровна.
