Сегодня в США отмечают День независимости, на Украине профессионально веселятся судебные медэксперты. В Норвегии День рождения королевы, в Лесото – День семьи. На Каймановых островах – День Конституции, а в Латвии 4 июля – День памяти жертв геноцида еврейского народа.
Звезда и крест
В этот день я надеваю цепочку с золотым магендовидом. Эта желтая шестиконечная звезда — точно такая же, какие были на одежде моих соплеменников, сгоревших в Рижской синагоге. В этот день я остро ненавижу музыку Вагнера и с содроганием вспоминаю девочку в красном пальто из фильма "Список Шиндлера".
4 июля мне всегда очень страшно. Поэтому я никогда не хожу на официальные митинги в память евреев, замученных и убитых в Риге, и не имею удовольствия видеть там должностных лиц Латвии. Я никогда не была и не пойду в Музей рижского гетто, потому что боюсь каким-то чудовищным образом попасть в прошлое и стать жертвой Холокоста. Надеюсь только, что все же когда-нибудь наберусь смелости и отнесу туда печальный артефакт.
В 2006 году мой муж купил квартиру на улице Даугавпилс, где во время войны находилось рижское гетто. Разбирая пол в старой кладовке, он нашел самодельную звезду Давида. Нет сомнений, что ее спрятали евреи, ушедшие на смерть. После войны в квартире менялись жильцы разных национальностей, у них рождались дети, уходили их старики. А звезда моих соплеменников 65 лет освещала их жизнь…
Я знаю, что мои погибшие родственники-евреи были замучены не в Латвии, а в украинском Геническе. Двоюродный дед Давид ушел в Красную армию, а его жену Зину и троих сыновей Хесю, Лёню и Гришу поставили у ямы, расстреляли и закопали. Хотя и не факт, что расстреляли – пару дней там шевелилась земля. Официальная справка об их страшной смерти находится в Яд Вашеме — израильском национальном мемориале Катастрофы и Героизма. Я нашла этот документ на сайте музея.
Моего брата назвали в память о Грише, меня – в память о Лёне.
Я понимаю, что жить в современной цивилизованной стране и бояться, что тебя уничтожат только за то, что твоя мама была еврейкой, – это практически паранойя. Но ген страха подсказывает: возможно все. Ведь у страны, в которой я родилась и прожила всю жизнь, раздвоение исторической личности.
В этот день я так много думаю о безвинных жертвах, что мой страх начинает переходить границы допустимого. Я накручиваю себя до того, что начинаю верить: такие люди, как мракобес-националист Эдвинс Шноре, сравнивший русских Латвии со вшами – это реинкарнация Геббельса, называвшего вшами евреев. И моя жизнь снова в опасности, теперь из-за русского папы. Ведь от русских вшей совсем недалеко до желтых нашивок в виде православного креста и горящих храмов.
Но я знаю, что к вечеру 4 июля страх меня отпустит. Потому что я вспомню об украинском старике, все годы войны прятавшем в деревенском сарае мою родственницу Гаданю. И потому что в Латвии евреев спасал Праведник мира Жанис Липке. Им точно было страшнее, чем мне.
Меня отпустит, я пойду на кухню, приготовлю любимое еврейское блюдо форшмак, угощу свою семью, улыбнусь и скажу: "Они хотели нас уничтожить – у них ничего не вышло. Давайте покушаем!.."
И буду жить дальше.