Пришел день, когда новости о нашей стране вновь появились на многих зарубежных телеэкранах. Немецких, французских, но больше всего, конечно, на российских. На экранах антифашисты освистывают людей, чествующих солдат, воевавших в оккупационной немецкой армии. Сторонники легионеров снова говорят: "Они воевали за родину!", антифашисты опять возражают, что "за родину воюют на своей земле, а не на земле завоеванных соседей". И опять историки с двух сторон сыплют фактами и подробностями, доказывая свою точку зрения, число инфарктов по стране резко возрастает, и потом, где-то через месяц, участники "дискуссии слепых с глухими" оставят эту тему ровно на год.
Но шестнадцатого марта мирно сосуществовать не получается. Мы, жители Латвии, настолько болезненно относимся к этому вопросу, что в быту, в общении с парикмахером, с домашними мастерами и таксистами, стараемся не замечать эту тему.
Почему? Все мы знаем, что 16 марта — это дата, когда две дивизии латышского легиона единственный раз за всю войну оказались на поле битвы. Их использовали как пушечное мясо, и многие до конца войны не дожили. Но происходило это в России, в Псковской области на реке Великая.
На вопрос "кто они: оккупанты? Защитники родины на берегах страны агрессора? Жертвы войны?" — жители Латвии отвечают по-разному, но каждый добавляет "конечно", "естественно", "однозначно". Хотя тут нет ничего однозначного.
Для меня, русского рижанина — это день позора. В этот день жители моей родины чествуют солдат фашистской армии, оккупировавшей Латвию, а потом и родину моих предков Россию.
Особенно мне стыдно за то, что среди 49 полицейских вспомогательных батальонов (палачей, костяка латвийского легиона Ваффен СС), семь батальонов было русских. Ну так уж сложилось, что русские с латышами всегда были вместе, даже когда воевали друг против друга и в армии Бермонта, и в рядах красных стрелков, и в фашистском легионе тоже.
Мне стыдно, что телекамеры вылавливают среди толпы сторонников легионеров современных фашистов, которые прямо в камеры заявляют, что "русские — это нация воров и убийц", несут плакаты "оккупанты, вон из Латвии" и позволяют себе различные антисемитские выходки.
Мне стыдно за то, что, когда я смотрю на толпу, чествующую легионеров, то вижу там знакомых — соседей по даче, по дому, иногда коллег, пришедших не работать, а отдать свой гражданский долг.
Не единожды мы обсуждали эту тему со знакомыми, придерживающимися иной точки зрения. Ощущения после таких бесед очень горькие. Например, мой сосед по даче. Его дед был айсаргом независимой Латвии, ополченцем, помогал полиции и пограничникам. В рабочее время был кузнецом, а в свободное — служил родине. В общем, со слов внука — патриот и активист.
Когда Латвия в 1940-м присоединилась к Советскому Союзу, организация айсаргов была признана фашистской, ее расформировали. Начальство и их родственников вывезли в Сибирь. Большинство айсаргов скрылись в лесах, начали партизанить.
В 1941 году они помогали фашистам захватывать советскую Латвию. В составе вспомогательного полицейского батальона стали уничтожать евреев, цыган, коммунистов и голубых. В 1943-м вошли в костяк легиона Ваффен СС.
В 1944 году дед моего соседа по даче погиб в бою на территории России. Когда вернулась советская власть, некоторые члены его семьи подверглись репрессиям. Мой сосед, вспоминая деда, иногда плачет. Считает его героем-освободителем. На вопрос, что делал "освободитель" под Ленинградом, задает вопрос, что делал мой дед-освободитель под Берлином.
На вопрос, не считает ли он палачеством уничтожение гражданских лиц (евреев, цыган), рассказывает про преступность среди цыган и про "вредительство" евреев. И про то, что никого его дед не убивал, хотя некоторых бы и следовало. Слушать это сил нет никаких.
Мы никогда не можем сойтись во взглядах на Вторую мировую. И он для меня, и я для него — "человек хороший, но". И запретные темы для нас — залог мирного сосуществования.
Мой сосед по дому, с которым мы вместе зимой чистим стоянку от снега, своего деда считает жертвой. Большинство легионеров были призваны не добровольно, а принудительно. За отказ в 1943-м светил концлагерь, в 1944-м — расстрел.
Один из братьев деда соседа добровольно пошел в Красную армию, двух других забрали в легион. Домой не вернулся никто. В Красную армию в 1940 и 1941 годах было два призыва, большинство шли добровольцами, общая численность около 100 тысяч человек. В "добровольческий" легион Ваффен СС были призваны 115 тысяч человек, из них 80-85% принудительно.
Сосед каждый год ходит на этот позорное, с моей точки зрения, шествие и считает Латвию жертвой двух режимов. Очень любит поговорить об ущербе от оккупации, и слушать это невозможно. Потому что для меня советская Латвия — это развитая промышленность, бесплатное лечение и образование и огромные возможности для латышей, а для него — это могилы предков и все.
У каждого антифашиста, пришедшего освистать шествие, тоже есть свои гражданские причины быть здесь.
У некоторых в той войне погибли родственники, причем от рук бойцов вспомогательного полицейского батальона, вошедшего в легион Ваффен СС. Это и евреи, и цыгане, и коммунисты. Другие, являясь детьми и внуками советских солдат, просто не могут спокойно смотреть, как чествуют солдат гитлеровской Германии.
Как соотносятся гитлеровские палачи и легионеры? Скажем так: на 15% (число полицаев в легионе) полностью соотносятся. Соотносятся они и с теми, кто идет в этой толпе и выкрикивает антисемитские и русофобские лозунги, с теми, кто несет плакаты экстремистского содержания.
Шестнадцатое марта — день очень болезненный и разделяющий нашу страну.
И, что самое печальное, разделяющий в основном по национальному признаку. В этот день много говорится про "оккупантов", да и про "фашистов" тоже немало. В этот день я избегаю любых разговоров со многими соседями, не хожу в парикмахерскую, а если и смотрю новости, то с отвращением и только по профессиональной причине.
Вы скажете, это позиция страуса, прячущего голову в песок? Возможно. Но что вы предлагаете как альтернативу? Рассориться с соседями? Или может, развестись с тем, кто женился на потомках идеологических противников? В стране, прошедшей через войну, раны заживают долго. Обиды передаются через поколения. А надо как-то дальше жить. По-возможности, дружно.
