РИГА, 16 дек — Sputnik. Ирина Сисейкина – докторант Института мировых языков и культур Тартуского университета и переводчик с большим опытом. В своем исследовании она изучает, как в эстонско-русских переводах отображаются Эстония и эстонцы.
История таких переводов началась в конце XIX века: в 1886-м был переведен "Калевипоэг", и в 1889 году вышел сборник эстонских и финских поэтов на русском языке под редакцией Новича.
Продолжилась она в период первой независимости. Было несколько сборников переводов эстонских поэтов, выполненных Игорем Северяниным, который переехал в Эстонию после Октябрьской революции. Его все помнят как поэта Серебряного века, но на самом деле он еще и сделал огромный вклад в эстонско-русские переводы – переводил и Юхана Лийва, и Лидию Койдулу, и Марие Ундер. Также в то время было сделано несколько переводов Эдуарда Вильде.
В советские времена переводы были поставлены на поток. Советская плановая экономика диктовала издательствам, что и как переводить. Естественно, отбирались книги по идеологическим принципам – например, переводили Эдуарда Борнхёэ про эстонское сопротивление против немецких рыцарей.
Были выполнены переводы эстонских классиков А.Х. Таммсааре и Оскара Лутса, которые создали свои основные произведения во времена Первой республики, но в то время на русский язык не переводились.
В период с 1940 по 1991 переводились романы, рассказы, детская литература. Интересно, что в то время был большой пласт эстонской эмигрантской литературы – например, Карл Ристикиви, который уехал в Швецию. Его, конечно, напечатали на русском впервые после 1991 года.
По количеству переводимых эстонских произведений период после независимости 1991 года обогнал советское время. Свободный рынок начал диктовать свои правила, возникло множество издательств. С восстановлением независимости начали переводить для местного русскоязычного населения для усиления процесса интеграции, то есть изменилась аудитория.
В Эстонии есть совершенно потрясающие люди, которые занимаются переводом эстонской литературы на русский язык. Это, например, издательства "КПД", Aleksandra, "Авенариус" или Kite. Они продвигали книги эстонских авторов как в русскоязычной аудитории Эстонии, так и в России.
Они делали потрясающие издания с прекрасными иллюстрациями и сотрудничали с талантливыми грамотными переводчиками – например, со Светланом Семененко, который занимался в основном стихами, с Верой Прохоровой – рекордсменом по эстонско-русским переводам, с Татьяной Верхоустинской, которая много переводила Кивиряхка. В основном это все делалось по желанию и доброй воле переводчика.
Современную эстонскую литературу переводят и издают силами местных активистов, это по сути подвижничество, но организационно и финансово очень помогал фонд "Эстонский культурный капитал" и некоторые другие учреждения.
Единственный эстонский писатель, который переиздается огромными тиражами в России, – это Эно Рауд с его "Муфтой, Полботинка и Моховой Бородой". Понятно, что эта книга свой символический и культурный капитал заработала еще в советское время, но она все еще печатается – с теми же картинками и оригинальным переводом. Только вряд ли читатели помнят, что автор – эстонец, потому что ничего прямо указывающего на эстонскость в этой книге нет. Для российского читателя это просто смешные ситуации, не привязанные к эстонским реалиям.
До 2022 года с русского на эстонский переводили в два раза больше, чем с эстонского на русский, но это были в основном детективы, женское чтиво и немного классики вроде Булгакова. Что касается эстонской литературы, то в основном на русский переводят детскую литературу. Эстонские писатели пишут веселые, на русский взгляд, немного странноватые, но от этого и привлекательные, захватывающие истории.
Так, 84% эстонско-русских переводов делается в Эстонии. Нет ни одного переводчика, который жил бы в России.
Чем эстонская литература отличается от русской
Переводы с эстонского на русский очень часто буквальны, там не учитывается ни советский, ни российский нарратив, ни то, что человек в русскоязычном пространстве будет воспринимать это по-другому.
Надо понимать, что нарратив у нас разный. Если для типичного русского история XX века – это Великая Октябрьская революция, потом Великая Отечественная война и затем развал Советского Союза, то у эстонца есть Первая независимая республика, советский период и восстановление независимости. Это нужно понимать и учитывать при переводе.
Если мы посмотрим на образы, которые транслируют эстонские писатели, то главный герой – это крестьянский сын. Однако затем личностные качества этого крестьянского сына приписываются эстонцам вообще – сдержанность, религиозность, трудолюбие, с одной стороны, с другой – бунтарство. Это воспринимается как навязанный культурный код – то, каким эстонец как будто бы должен быть.
Единственный автор, который пытается над этим посмеяться, – это Кивиряхк. Например, в своем романе "Ноябрь, или Гуменщик" он задается вопросом, а действительно ли мы такие – или мы ленивые алкоголики, которые хотят не работать, а пить, курить и с чертями возиться?
В русской литературе эстонская природа описывается как торжественная, суровая, северная, а в эстонской природа – это часть эстонца. Он связан с ней мистически. Это начинается с Крейцвальда и развивается по сей день. Например, Арво Валтон в своем произведении "Старец из озера Юлемисте" пишет про то, каким образом люди опираются на природу. Это то, что дает вдохновение, дает этой нации силы выжить.
Также через всю эстонскую литературу протягиваются две национальные травмы. У Таммсааре, Лутса и Вильде – это немецкие помещики, а у более поздних, естественно, "советская оккупация", сталинизм и репрессии. Надо понимать, как люди могут рассказывать об этом, если депортации коснулись каждой семьи. Я вижу очень сильное желание со стороны эстонских авторов рассказать, как это было для них.
Есть еще одна тема, которая прослеживается в эстонской литературе, например, в романе "Пограничье" Эмиля Тодэ, – это проблема самоидентификации эстонцев. Как говорила Елена Павлова, мы всегда определяем себя через кого-то. Мы женщины, потому что рядом есть мужчины, мы немцы, потому что рядом есть французы.
В эстонской литературе часто задаются вопросом, кто мы такие – Восток или Запад, ближе к природе или прогрессу? Концовка тут открытая, что говорит о том, что нация до сих пор находится на этапе самоопределения.