Охота на "русских шпионов" стала главных развлечением спецслужб балтийских стран. Свежий пример — задержание в Литве местного литератора и общественного деятеля, гражданина России Валерия Иванова и арест бывшего лидера Социалистического народного фронта Альгирдаса Палецкиса. Оба подозреваются в шпионаже в пользу России.
Правоохранительные органы Литвы рапортуют о разоблачении российского шпионского подполья. Но если внимательно вчитаться в эти сообщения, то становится понятно, что речь идет не о шпионаже в классическом смысле слова — выдаче иностранной разведке государственных секретов. Нет, теперь под шпионской деятельностью подразумеваются различные формы сотрудничества с Россией, вплоть до интервью российским СМИ. Пора уже вводить понятие "гибридный шпионаж".
Человек не иголка, чтобы пропасть в стоге сена
Валерию Иванову назначена мера пресечения, не связанная с лишением свободы. А вот Альгирдас Палецкис, как теперь выяснилось, был арестован еще в октябре этого года и по сей день находится за решеткой.
Тут возникает вопрос к его ближайшему окружению: каким образом литовским спецслужбам удалось сохранить в тайне факт ареста человека, хорошо известного в Литве и за ее пределами?
Единомышленники Палецкиса не знали об аресте? Но если человек, преследуемый властями, почти два месяца не выходит на связь, нетрудно догадаться, где он находится... Знали или догадывались, но молчали? Тогда вообще непростительно.
Гласность — важнейшее оружие в борьбе с политическим произволом. Молчание на руку репрессивным органам.
СМИ пишут о "тайном аресте" Палецкиса. Но что значит — тайный? Решение об аресте выносится судом, в присутствии адвоката. Отдельных, особо засекреченных тюрем для политических заключенных, по крайней мере, в Европе не существует (разве что тюрьмы ЦРУ для исламистов, но это отдельная тема).
Значит, в курсе и администрация тюрьмы, и кто-то из заключенных. В маленькой стране, где все, условно говоря, друг друга знают, всегда можно найти канал связи. Было бы желание.
Самый простой и абсолютно законный способ — написать арестованному письмо. Обычное — на бумаге, интернетом в тюрьме пользоваться нельзя. Зато в интернете есть адреса всех тюрем. Добавляете к адресу имя и фамилию и рассылаете во все тюрьмы страны. Из одной получите ответ от того, кого ищете. Подозреваемому могут запретить переписываться только с подельниками (теми, кто проходит по тому же уголовному процессу). Со всеми остальными — общение, устное и письменное, разрешено.
Я переписываюсь с отбывающим пожизненное заключение в Вильнюсе бывшим рижским омоновцем Константином Никулиным. Почтовая связь работает бесперебойно, письма доходят за три-четыре дня. Правда, Никулин — осужденный, а не подследственный, у него несколько иной режим, но я просто хочу развеять легенду о неких "мрачных застенках", куда не проникает свободное слово.
О пользе гласности
Часто сталкивался с тем, что родственники и друзья политзаключенного боятся огласки.
Во-первых, опасаются, что их самих тоже "привлекут". Это ложные опасения. Подпиской о неразглашении материалов следствия можно принудить к молчанию только участников процесса: свидетеля, потерпевшего, адвоката и т. п. Не говоря уже о том, что сам факт ареста или местонахождение заключенного тайной следствия не являются.
Во-вторых, боятся, что огласка повредит самому арестованному. Здесь нужны некоторые пояснения.
Допустим, кого-то подозревают в ограблении магазина. Задача правоохранительных органов — выяснить, виновен ли человек, и если виновен — наказать в соответствии с законом. Обществу тут дискутировать особо не о чем. Все и так понимают, что грабить магазины — плохо.
Иное дело, когда человека обвиняют в преступлении политического характера. Тут уже речь идет о вещах, по которым у общества нет единого мнения: о границах свободы слова, о свободе собраний и объединений, о праве на контакты с коллегами-иностранцами и т. п. Широкая общественная дискуссия в таких случаях вполне естественна, даже необходима.
Это не значит, что суд, испугавшись "шумихи", примет решение в пользу обвиняемого. На это рассчитывать нелепо. Но — учитывая общественный резонанс, общественную значимость процесса, суд будет более внимательно прислушиваться к аргументам обвиняемого и его адвоката. Это многократно проверено на опыте — и моем личном, и всех, кто подвергался преследованию по политическим мотивам.
По крайней мере, так обстоят дела в Латвии. Не думаю, что ситуация в Литве и Эстонии сильно отличается.
Вывод такой: молчанием вы не помогаете своему товарищу или родственнику, а предаете его.
Под ударом — все, кто симпатизирует России
… Многие еще не осознали, что мы вступили в новую эпоху. Спецслужбы балтийских стран получили команду "фас". За последние пару лет число начатых уголовных процессов с политической подоплекой резко подскочило. Направление главного удара очевидно: общественные и политические активисты, в той или иной мере симпатизирующие России.
Впрочем, как показывает жизнь, под раздачу может попасть и не активист. Лес рубят — щепки летят.
В этой ситуации мы должны научиться защищаться, умело используя имеющиеся демократические механизмы. Это и сильно урезанная за последние годы свобода СМИ, и социальные сети, и относительная независимость судебной системы, и наличие в обществе юристов, не обязательно разделяющих наши взгляды, но сохраняющих верность базовым принципам права.
И даже беззубую парламентскую оппозицию в лице "Согласия" тоже надо постараться как-то задействовать (по известному принципу "с паршивой овцы хоть шерсти клок"...) Например, фракция "Согласия" могла бы инициировать пересмотр поправок к Уголовному закону, принятых Сеймом в 2016 году. Эти поправки, собственно, и развязали руки спецслужбам.
Будем рассуждать трезво, мы сейчас не можем изменить политический курс государства. Но подсыпать песочка в набравший угрожающую скорость конвейер репрессий, чтобы он сломался и заглох, нам вполне по силам.