РИГА, 19 янв - Sputnik, Симона Алексеева. Евгений Гришковец не стал сокрушаться из-за дождливой зимы в Латвии – "Ну какая же это плохая погода? Да что вы, это же 73 ноября!" На творческой встрече с читателями в переполненном зале книжного магазина Polaris писатель рассказал о том, как умудряется одновременно реализовать себя в самых разных сферах творчества, что думает о переименовании Калиниграда в Кенигсберг и почему никогда не станет политиком.
Евгений Гришковец умудряется выпускать новые книги, сочинять пьесы и играть их - за прошлый сезон дал 136 спектакля в разных городах, включая Ригу, установив тем самым собственный рекорд. Его работоспособности можно позавидовать - одну из свежих пьес "Весы" автор написал всего за семь дней.
"Быстрее, чем Шекспир, - не без гордости поведал Гришковец. – Шекспир писал пьесу за 10 дней, в те времена все время надо было выдавать новый репертуар, иначе публика не шла".
Актер и музыкант
Среди последних работ в других жанрах – роль в криминальном сериале Бориса Хлебникова "Обычная женщина", где Гришковец играет роль хирурга - мужа главной героини Марины. Выход второго сезона сериала назначен на 2020 год, и впечатления от этого проекта у писателя остались самые радужные: "Хлебников удивительный режиссер, сниматься у него - большое счастье".
Попутно Гришковец возобновил деятельность с музыкальной группой "Бигуди" - после 8 лет молчания записаны пять новых песен, а на днях состоится премьера одной из них – в исполнении дочери писателя Наташи.
Читателей интересовали самые разные вопросы – от рода занятий супруги писателя до его отношения к старушке Европе. На каждый из них Евгений дал развернутый ответ. Sputnik Латвия сгруппировал его высказывания по тематике.
Мат в театре неуместен
- Как вы управляете персонажами своих произведений?
- Я ими не управляю, только придумываю имена, возраст, профессии, и персонажи начинают жить своей жизнью. Как только они начали говорить – пьеса будто играет с тобой в шахматы. Ты понимаешь, что по логике этого человека, он может поступать и говорить только так.
Я принципиально не использую мат в своих пьесах. Я не ханжа, прекрасно знаю все эти слова и умею их употреблять, но считаю, что в театре мат неуместен. Задумав свой первый спектакль «Как я съел собаку», я хотел рассказать смешные и страшные истории о флоте и в красках изобразить разных персонажей, но вдруг увидел в зале свою маму. И сразу понял, что не смогу ругаться матом.
Я и со службы, где была настоящая жуть, писал маме такие письма, будто находился на борту круизного лайнера и не хотел оттуда возвращаться. Присутствие мамы в зале - критерий отбора, о чем и как говорить. Маму нельзя огорчить. Потом я узнал, что нельзя огорчить и дочь. А вот жена как самый близкий тебе человек может знать все.
- Где вы черпаете вдохновение?
- Вдохновение профессиональному автору не требуется. Я писатель, и моя работа – получать замыслы и их исполнять. Я не из тех, то подскакивает ночью и принимается писать, ложится спать гордый, что он лучший в мире писатель, а утром перечитывает и думает – какой ужас. У меня чистые рукописи – я практически ничего не правлю. Мне не нужно вдохновение. Нужно, чтобы дети и родители не болели и не было войны. Для меня важны две вещи: найти время и организовать свою жизнь так, чтобы она позволила тебе писать.
- Как вы все успеваете? Есть ли у вас жесткий график?
- Да, все расписано на полгода вперед. Когда-то мне нравилось быть таким занятым, было удобно так жить. Но когда ты планируешь свою жизнь на год, потом что-то перестает быть актуальным или приходит новый замысел. Вот у меня сейчас есть замысел нового романа и хочется засесть за него немедленно, но я смогу сделать это не раньше июля, потому что нужно работать над пьесой. Пьеса "Собрание сочинений" будет о расставании с прошлым. Эта тема мне интересна – 21 год назад я и сам переехал из безликого сибирского города Кемерово, где только трубы и заводы, в цветущий Калининград.
- Расскажите, как вам пришел в голову замысел моноспектакля "Шепот сердца"?
Мы с дочерью фанаты анимационной японской студии "Гибли" и режиссера Хаяо Миядзаки. Поначалу у пиратов вышел японский фильм под названием "Шепот сердца", а потом его переименовали в "Капельки воспоминаний". И я подумал – какое же гениальное название пропадает! Так родился замысел этого спектакля.
Это - монолог сердца, которое обращается к своему человеку и говорит: "Ты беспрерывно усложняешь мою работу. Ну ты отдохни хотя бы, а то ты так отдыхаешь, что лучше бы работал!". Это список претензий сердца человеку. В русском языке сердце среднего рода, и мне в спектакле все время надо говорить "Я подумало", "Я сказало"… Говорить про себя в среднем роде очень странно, особенно в последнее время.
Мухи для Джека Лондона
- Что вы унаследовали от родителей и что от бога?
- У меня родители от бога. Мама и папа закончили политех, папа экономист, мама преподавала термодинамику. А у меня по физике был трояк.
- У вас врожденный дар рассказчика или вы его развивали?
- Я настолько сильно в школьные годы до 8 класса стеснялся своей картавости, что просто помалкивал. Мне казалось, что это должно сильно раздражать. Но желание что-то рассказывать было сильным – я больше всех читал и начал пересказывать прочитанное друзьям. Понял, что получаю от этого такое огромное удовольствие – особенно когда добавляю свои детали. Я почему-то в любой рассказ люблю добавлять мух. Например, "Была такая жара, и летали мухи". Или "…и в окно залетела муха". Меня все время не покидало чувство, что даже в рассказы Эдгара По или Джека Лондона должны залететь мухи.
- Что нового родители и жена узнали из вашей новой автобиографической книги "Отчаянный театр. Театр отчаяния"?
- Много чего. В том числе истории про жуликов.
- Чем занимается ваша жена?
- Лена создает мне условия для работы и занимается детьми. Она создала дом, в котором мы живем - нигде больше я жить и работать не могу. А еще Лена умеет делать праздники.
Мы придумали традицию праздновать Новый год 1 января – часов в 18. Потому что 31 декабря с празднованием Нового года связано слишком много ритуалов – нужно всех обзвонить и веселья не получается, в итоге включаешь телевизор – а там Филипп Киркоров.
Первого января мы ставим в большой гараж елку, делаем во дворе шашлыки, приглашаем ди-джея. В первый год к нам 1 января пришли 20 человек, в этом было уже 60, включая губернатора Калининграда. Лена готовит к празднику концерт и задействует в нем всех гостей. Ведь если сам не развеселишься – никто тебя не развеселит.
Подготовка к празднику идет серьезная. В ноябре я привез из Москвы два тюка бархата для двуслойного занавеса в гараже. В этот раз Лена пела песню "Помоги мне" и даже изготовила мне гипс. Подготовка концерта к следующему году началась уже 2 января.
Я умею писать книги и ставить спектакли, но не устраивать праздники. Спектакль можно повторить 130 раз, а праздник – нет.
- Вы однажды высказались на тему ума и чувств. По-вашему, можно ли доверять чувствам и что такое эмоциональный интеллект?
Это слабый интеллект, от чувствительности он страдает. Но всегда хочется именно почувствовать, а не понять. В спектакле "Одновременно", который я исполнял в Риге, есть такой фрагмент: "Бывает так, что что-то поймешь, но ни черта не почувствуешь. А можно что-нибудь такое почувствовать, но ни черта не понять".
- Можно ли быть готовым к несчастьям и бедам?
- Можно, и тогда везде будет мерещиться, что так жить невозможно. Говорят, для того чтобы не разочаровываться, не нужно очаровываться. Но жизнь невыносима, если постоянно ожидать от нее подвох. Тогда надо никуда не ездить и ни с кем не знакомиться. Успех связан со счастьем, потому что это – это нужность. Профессионально – да, я счастливый человек.
- Кто ваша муза?
Для меня муза – это родина.
- Если бы Калининград превратился в Кенигсберг - в каком бы городе вы остались?
Даже гипотетические не будет никакого Кенигсберга. Калининград название благозвучное, хотя калин там нет. И Калинин, которому стоит памятник у вокзала, никогда в городе не был. Кстати, металлоконструкции вокзала в 1946 году принялись разбирать с целью перевезти в Ригу, но потом от этой идеи отказались.
Я не против переименования, но город не очень похож на Кенигсберг. Кенигсберг настолько был аккуратно уничтожен в 1944 году англичанами... И, в отличие от польских городов, пострадавших во время войны, облик города так не восстановлен. Калининград – единственное, что осталось у России в качестве трофея этой ужасной войны.
- Вы как-то сказали, что Европы, в которую мы влюбились 20 лет назад, больше нет. Относится ли это и к Риге?
- Когда я в 1991 году впервые приехал в Брюссель, я был бесконечно интересен европейцам. Не то что сейчас, когда европейца сами друг другу не интересны. Не думаю, что Европа канет, она кажется незыблемой.
Для настоящих европейцев главным было, чтобы основные позиции жизни не менялись и за окном оставался тот же самый пейзаж. Чтобы если ты купил старый дом – сохранил его в том же виде, как было задумано архитектором. Для людей, которые туда приезжают жить, таких ценностей не существует. А для русского человека, живущего в Сибири, самый привычный пейзаж – меняющийся: купил-сломал-построил что-то новое.
Да, современный 30-летний европеец чертовски плохо одет, пострижен и причесан, не элегантен – не то что в фильмах 60-х годов. А для русского человека восхищение Европой всегда было мощным двигателем. И иллюзии по поводу Европы важны. Взять пресловутые евроремонты, которые мы делали лет 15 назад – пусть в подъезде грязно, но у меня дома будет Европа!
Создание красоты по псевдоевропейскому образцу – это хорошо. Поэтому крушение авторитета Европы я воспринимаю как большую беду. Европа сама тоже в этом смысле не безгрешна. Но я бы очень хотел чтобы наши иллюзии о Европе вернулись. Они созидательны!
- Чем бы вы хотели нас удивить? О чем рассказать?
- Буду делать то, что делаю. Допишу пьесу, возьмусь за роман и новый спектакль. Не буду делать то, чего не умею - снимать кино, ставить оперу и не начну писать стихи. И уж точно не пойду в политику. Мне туда нельзя. Я как-то сформулировал, почему мне туда нельзя совершенно категорически.
Глобальная разница в том, что я нормальный человек и зубами держусь за работу, семью, друзей, родину. А любой политик – даже самого маленького уровня – он обязательно ненормальный. Нормальный человек не знает, как ему жить самому, а политик уверен в том, что знает, как жить всем.
