Рыночная экономика не щадит никого. По словам одного из основоположников, уровень клуба упал, он превратился в вертеп и посещаемость снизилась. Местные представители секс-меньшинств не вынесли падения нравственности.
Удивительное дело: у тех, кого принято клеймить извращенцами, существуют нравственные принципы. Это очень тяжело: разглядеть в неприятеле человеческие черты. Об этом еще Ремарк писал. Новость о закрытии вызвала дискуссию: то ли геев стало так мало, что клубы закрывают, то ли их стало так много, что в клубах уже нет нужды. В представлении многих сторонников традиционных отношений закрытие подобного заведения сродни упразднению сумасшедшего дома, когда пациентов выпускают на свободу. Теперь они ходят и озираются, опасаясь внезапной встречи.
Общество не готово принят факт, что ЛГБТ-сообщество может считать аморальными кого-то из своих. Все привыкли считать их ненормальными, ЛГБТ — печать, несовместимая с жизнью, с обществом. Они же все одинаковые: в розовых брючках и фиолетовых боа. Манерные мальчики и мужеподобные женщины. Они целуются с себе подобными на виду у всех и иногда пытаются совокупиться с нашими детьми. Откуда у них мораль? А тут взяли и свой же клуб закрыли. За аморальность.
Пожалуй, к списку смертных грехов стоило бы добавить еще один — oбобщение. Символ ЛГБТ-сообщества — радуга, но общество привычно не различает ни цветов, ни оттенков. Следует признать, что это касается не только ЛГБТ-сообщества. Известным бранным словом общество называет всех, чье мировоззрение и образ жизни отличается от привычного.
Именно поэтому закрытие по этическим причинам одного из старейших гей-баров сломало все стереотипы. Внезапно выяснилось, что геи могут не одобрять поведение геев.
У меня довольно много друзей нетрадиционной сексуальной ориентации. Мы встречаемся, пьем кофе, болтаем о жизни. На встречи они приходят без розовых боа. Мы не обсуждаем, кто чем занимается под одеялом: у нас куча других общих тем. Они не ходят на гей-парады, не кричат о своей ориентации. Я отличаюсь от них ровно настолько, насколько кареглазый отличается от зеленоглазого.
В общении цвет глаз и сексуальная ориентация не играют абсолютно никакой роли. Так сложилось, что я тоже отношусь к меньшинствам. Не сексуальным, нет. В этом плане я традиционен. К национальным.
Для определенной группы населения это даже хуже, чем геи. К счастью, эта группа уменьшается, но отрицать ее существование невозможно. В их мире я — среднестатистический русский латвиец. Гибрид районного гопника, пьяного быдла в тельняшке, человека, не знающего госязык и страстно ожидающего новой российской оккупации. Когда вдруг выясняется, что я читал Мольера и против "Русского мира", в головах этих людей зависают мозги. Оказывается, русский латвиец отличается от образа, который нарисовала г-жа вторая президент республики: водка, селедка и балалайка. Оказывается, мы тоже любим свою страну и считаем ее своей. "Так может, вы все-таки не русские?— осторожно спрашивают нас. — Может, вы — латыши?"
Русские мы. Мы, русские — разные. Как все меньшинства. Давайте помнить об этом. И давайте не забывать, что тех, кого мы называем "п***ы", выбирает как раз большинство.
