Внук подпольщика в довоенной Латвии и первого секретаря ЦК Компартии ЛССР Ян Калнберзин работает в Москве видеохудожником, оживляя театральные постановки. С ним встретился корреспондент Sputnik Алексей Стефанов.
Улица с тремя многоэтажками, названная именем бывшего пламенного революционера, красного латышского стрелка и многолетнего первого секретаря ЦК Компартии Латвии Яна Калнберзиня, появилась в Риге в 1989 году. А спустя всего три года ее переименовали в улицу Анниньмуйжас.
"Сегодня наша фамилия не очень популярна в Латвии. Моей сестре Маше даже отказали в визе, когда она с детьми хотела поехать в Ригу к родственникам. Думаю, именно из-за коммунистического прошлого дедушки. Хотя утверждать не могу", — начал разговор Ян Калнберзин в фойе Московского камерного музыкального театра им. Покровского, перед премьерой оперы "Орфей".
Вместо деда репрессировали бабушку
О своем дедушке Ян знает не очень много. Говорит, что детали его жизни мог бы рассказать отец — Роберт Калнберзин, пока был жив, но из него информацию приходилось вытягивать буквально клещами.
"Папа был военным, занимался поставками вооружения из СССР в дружественные африканские и арабские страны, а там же военная тайна, все под грифом "совершенно секретно". Вот он и был неразговорчив, как по работе, так и в жизни", — говорит Ян.
С другой стороны, Роберт, так же как и его родные сестры Илга и Рита, знал об отце не так уж много. Судьба Яна Калнберзина схожа с судьбами многих других красных латышских стрелков, большинство из которых в 1937 году были репрессированы и расстреляны. Скорее всего, эта же участь ждала и Калнберзина-старшего, но за год до начала чисток его во второй раз направили в Латвию — работать в подполье. В 1939 году полиция Латвии раскрыла Калнберзина, он был посажен в тюрьму. И пока сидел в Риге, в Москве арестовали его жену Илгу, а детей, которым на тот момент было от полутора до восьми лет, раскидали по детдомам.
С установлением в Латвии советской власти Яна Калнберзина освободили и сразу же назначили первым секретарем ЦК Компартии ЛССР и первым секретарем Рижского горкома партии. А вот о жене и детях ему ничего не говорили. Только в перестроечные годы стало известно, что Илга Калнберзина в 1940 году была заключена в Бутырскую тюрьму, где, по некоторым данным, через два года погибла.
"Дедушка ничего не знал об этом. Когда после войны он снова возглавил компартию Латвии, ему так и не рассказали про судьбу жены и детей. Судя по всему, он был уверен, что у него никого не осталось, и снова женился", — говорит Калнберзин-младший.
Дедушка не говорил с нами по-русски
Своих детей Ян Калнберзин нашел случайно, когда все уже были большими. Роберт – отец Яна в этот момент как раз поступал в Суворовское училище.
"Старшая папина сестра Рита умудрилась не потерять брата и сестру, она знала, кто где находится. Однажды она прочитала в газете про первого секретаря ЦК Компартии Латвии и подумала: а вдруг это и есть отец? Написала ему письмо, рассказала обо всем и стала ждать. И он неожиданно ответил, признал всех и пригласил к себе", — говорит Ян Калнберзин.
Вторая жена дедушки Яна родила ему еще двух дочерей – Велту и Александру. Поэтому в детстве Ян, приезжая в Юрмалу, знал, что у него очень большая латышская семья.
"Дедушку я помню, но не могу сказать, что наши встречи были очень теплыми. Каждое лето мы приезжали к нему на государственную дачу в Юрмалу, жили по месяцу или даже больше. Там, помимо основного дома, было много отдельно стоящих корпусов, и все дети, внуки дедушки селились в разных домах. Не помню, чтобы дедушка с нами играл. Обычно он приезжал вечерами на черной "Волге" в окружении каких-то важных лиц. Хотя иногда время на нас все-таки находил. В таких случаях папа говорил: "Идите, дедушка с вами хочет поговорить". И вот мы заходили в кабинет по одному, а дедушка что-то пытался до нас донести. Что он говорил, я не знаю, потому что он общался с нами… только на латышском", — вспоминает Ян.
Ян Калнберзин до сих пор поражается, что дедушка говорил с ним и его сестрой Марией только по-латышски, как будто не знал русского языка. А может, он хотел так простимулировать внуков, чтобы они учили латышский?
"Но я родился в Москве, вскоре мы из-за папиной работы поехали в Танзанию и жили там три года, вернулись в Москву и снова уехали – на этот раз в Ливию. Там я прожил с первого по четвертый класс. В Латвию приезжали только летом, во время папиного отпуска. Естественно, я ни слова по-латышски не понимал", — говорит он.
Когда деревья были большими
Ездить в Латвию семья Яна перестала незадолго до развала Союза. Вначале в 1986 году умер дедушка, потом без работы остался отец, а маминой зарплаты хватало только на жизнь. Тут уже стало не поездок к родне. Особенно после того, как появились границы и необходимость оформлять визы.
"Впервые после большого перерыва я приехал на родину дедушки только три года назад, да и то зимой. Боялся, что общение с родней будет формальным и сухим. Но все получилось с точностью до наоборот – как будто только вчера от них уехал! А моим гидом по местам детства стала троюродная сестра Катя. Заезжали мы и на дачу дедушки. В детстве главный дом мне казался очень большим, территория – просто огромной, я на велосипеде ее едва объезжал, а сегодня все выглядит очень компактно. Вокруг дачи растут одинокие сосны, а в детстве мне казалось, что это непроходимый лес", — вспоминает Ян Калнберзин.
Он не может сказать, что чувствует себя латышом, но латышские корни дают о себе знать. Только сейчас, спустя тридцать лет после смерти дедушки, Ян хочет выучить латышский язык, и в последний свой приезд он активно его изучал — просил родственников переводить слова и фразы. Будет этим заниматься и в первых числах января будущего года, когда снова поедет в Ригу.
"Я, правда, уже почти все забыл за три года. Хотя вот могу сказать фразу: Kur tu teci, gailīti mans ("Куда бежишь, мой петушок" — ред.), — вспоминает он детскую песенку и добавляет: — Жаль только, никогда не узнаю, о чем мне говорил дедушка в своем кабинете…"
Внук, да не тот
Над премьерой "Орфея" в знаменитом московском театре Покровского Ян Калнберзин работает в качестве приглашенного видеохудожника. Благодаря наложению трехмерных "живых" картин, которые сменяли на сцене одна другую, спектаклю потребовался минимум стационарных декораций. Колышащиеся на ветру листья деревьев и особенно появление изображений жителей царства мертвых вкупе с музыкой Кристофа Глюка в редакции Гектора Берлиоза создавали в зале неповторимую атмосферу и вызывали бурные эмоции зрителей. Этот новый вид искусства называется видеомаппинг (3D mapping — ред.).
"К видеомаппингу я пришел не сразу. Вначале учился в Российском государственном технологическом университете, планировал стать химиком-материаловедом. Еще не закончив учебу, стал заниматься графическим дизайном, работать в рекламных агентствах. В какой-то момент понял, что стало скучно, мне не хватало интересных задач для мозга. Тогда параллельно стал работать с анимацией, монтажом, научился делать видеографику и перешел к виджеингу. Это то же, что работа диджея, только с видеоматериалом. А семь лет назад впервые был приглашен в театр, где попробовал свои силы в видеомаппинге", — рассказал Ян Калнберзин.
Вместе со сценографом Полиной Бахтиной он часто принимает участие в выставках театрального дизайна. Несколько лет назад на международном фестивале сценографии и театральной архитектуры "Пражская квадриеннале" Ян познакомился с известным латвийским художником Андрисом Фрейбергсом.
"Андрис – театральный художник мировой величины. На выставке он получил золотую медаль, а нам с Полиной тоже дали медаль за инсталляцию "Сон Мейерхольда". И вот, когда нас объявили, Андрис услышал мою фамилию, заинтересовался, после награждения подошел и так уважительно сказал: "О, Ян Калнберзин, очень приятно с вами познакомиться. У вас такой знаменитый дедушка, такой… хороший врач". Перепутал меня с внуком другого Калнберзина. Пришлось признаваться. Андрис слегка смутился, но вроде нормально воспринял, что я внук не врача, а известного коммунистического деятеля", — смеется Ян.
Желаю процветания и любви
"Что бы вы пожелали жителям Латвии в наступившем году?" – спросил корреспондент Sputnik Яна.
"Столько всего прекрасного хочу пожелать. Чтобы незабудки в душе расцветали, чтобы они под снегом скакали… (смеется) Хотя мне кажется, что желать надо уже не только жителям Латвии, а всему миру как единому народу, потому что мы стали такими маленькими благодаря технологиям, самолетам, интернету… Очень сложно говорить о таких вещах, как отдельно стоящая Латвия, Россия или Америка. И неправильно, мне кажется. С одной стороны, это мило – национальная культура создает какой-то душевный уют, но с другой – мы все неразрывно связаны, как части единого большого тела. Я желаю всем нам – и латвийцам, как части этого необъятного тела, — процветания, любви, взаимопонимания, терпения, спокойствия, не втягиваться ни в какие мелкие и дешевые истории, а жить одним общим потоком", — ответил Ян Калнберзин и поспешил за кулисы – давать последние указания техникам.
