Чернова, человек с биографией, лишающей высоких карьерных перспектив в современной Латвии, помогла создать одно из самых известных латышских обществ России.
А дальше начинается самое любопытное, хотя и привычное для советского человека, живущего в огромной стране. Татьяна с мужем сперва жили и работали на Украине, потом в Эстонии, затем в Белоруссии, в каждой из этих республик осознавая себя русскими. И только по приезде в 1989 году на постоянное жительство в Россию, в Смоленск, началась у них тоска по родине — Латвии.
Познакомились с живущими в одном с ними городе латышами. Сначала просто встречались для утоления ностальгии по той Риге, которую помнили. Предавались воспоминаниям о кафе и ресторанах своей молодости, театрам и опере, традициям и культуре. Весело отмечали латышские праздники, жгли костры на Лиго, готовили национальные блюда.
Визы и границы
Заняться серьезной работой пришлось с восстановлением независимости Латвии, когда между двумя странами появилась граница. С нею появилась и необходимость заводить документы и оформлять визы. Если раньше многие часто навещали друзей и близких в Латвии, и это было простой поездкой в соседнюю область, то теперь поддержание связей требовало бюрократической волокиты. Были cлучаи, когда старенькая, не очень грамотная женщина не смогла приехать на могилу своего сына в Юрмалу только из-за того, что испортила три бланка анкеты на получение визы, не сумев должным образом ее заполнить.
Поставили вопрос об открытии консульского отдела в Смоленске. Этого не случилось, но появилось латышское землячество "Сакнес", призванное помогать, в том числе и в таких случаях.
Однако чем больше людей латышского происхождения узнавали о центре Сакнес, тем более разноплановой становилась его деятельность. Творческие вечера с рассказами о Латвии, знакомства с новыми книгами и фильмами, курсы языка, кружки народного творчества, фольклорные коллективы, уход за могилами, отмечание памятных дат и, конечно, налаживание связей с латышскими обществами в других городах России.
Мало того, у меня сложилось твердое убеждение, что Татьяна Чернова и активные члены землячества Сакнес решили не ограничиваться лишь соотечественниками, но и активно продвигают латышскую культуру среди русских.
Взять к примеру учительницу русского языка и литературы Анну Коткову, которая факультативом обучает подопечных детей латышскому, а тем это нравится, и есть даже успехи! Или сотрудничество с художественной студией, детям которой наши смоленские латыши рассказывают свои народные сказки и предания, а потом проводят выставки работ на тему латышского эпоса. Когда одну из таких экспозиций посетила посол Латвии, то была приятно удивлена, если не сказать шокирована, тем, насколько хорошо русские дети сумели изобразить на своих картинах сюжеты из латышской литературы.
В завершение скажу, что знакомство и общение с первым на нашем маршруте латышским обществом заставляет по-новому оценить положение русских в Латвии. Как бы мы ни жаловались на ситуацию с языком и прочим, но нам не приходится прилагать и сотой доли тех усилий, которые требуются российским латышам для поддерживания культурных связей с бывшей родиной.
Между серпом и молотом
Тема Латвии в России сложная. Трудности перевода проявляются на всех уровнях. Деревня Озолниеки превращается в Дубровку, Озолиньш — в Озолина. Все становится очень русским. Латышей в Смоленске было много: бежали, переезжали и перевозились сюда добровольно-принудительно еще со времен Первой мировой. Обжились. Потом их невзлюбили, потом опять помирились, потом опять…
Сейчас — все хорошо. Вроде. Не то, чтобы прямо на руках носят, но поддерживают. По мере сил.
Каждая малейшая смена власти и политически-идеологического курса — что тут, что там — неизбежно бьет по людям, которые пытаются сохранить свою национальную идентичность. По тем, кто оказывается между двух огней. Татьяна Чернова держит оборону.
— У нас в Смоленске мэром стал представитель ЛДПР. Эту партию в Латвии не сильно любят. Сразу ассоциируют с Жириновским, его высказываниями. А значит все, что мы строили и налаживали сразу рушится. Приходится строить заново.
Латвийская сторона своими высказываниями тоже добавляет проблем. У них мотивы и причины, а у латышского сообщества в Смоленске — следствия. Они не жалуются. Не дай боже, не пытаются повлиять на дипломатические переговоры. Переживают молча и пытаются подстроиться под обстоятельства. На бытовом уровне это не отражается. Латышей здесь знают, помнят и уважают. Хозяйственные, работящие: по этой причине они попадали под программу раскулачивания. По этой причине сегодня они — в зоне уважения.
— Мы устанавливаем памятники, следим за порядком на латвийских захоронениях.
— Сами? За свой счет?
— Сами, конечно. Иногда российская сторона чем-то поможет. Иногда латвийская. Когда Лаума была, она всегда помочь старалась. А так — сами.
История бабушки, дополненная версия
Только-только отметили столетие основания Смоленского латышского общества. Мы хотели успеть — не успели. Хорошо отметили. Приехали люди — простые и не очень. Все удалось.
До этого Татьяна Чернова издала книгу "Омуты Вель-реки". История Смоленска. Историческая и личная — на основе историй живых людей.
— Я писала всем, кто имел латышские корни и живет здесь. Просила: "Расскажите! Как оказались здесь, как жизнь складывалась, что сейчас?" Тишина. Согласились единицы. Потом книга вышла, остальные пришли и сказали: "А как же без нас? Без истории нашей бабушки?" Я говорю: "Без проблем! Давайте издадим дополненную версию!"
— А они что?
— А опять тишина.
— Они боятся чего-то? Огласки, публичности? Русских, латышей?..
— Всего.
Таня сменяет тон с делового на обыкновенный:
— Это иррационально, генетически. Они просто привыкли бояться. Потому что их бабушки боялись. Боялись открыто говорить — кто они. Это пройдет. Обязательно пройдет.
— А кто они? Вы сама — кто?
— Кем вы себя ощущаете? Русской, россиянкой, латышкой — кем?
В этом плюс тройного интервью: каждый задает свои вопросы — со своей стороны: я, Робертс, Валентин.
— Почему вы не в Латвии?
— Я пела в хоре. Нашим хором тогда, давно, дирижировал Раймондс Паулс. Мы пели песенку: "Ленин всегда живой! Ленин всегда со мной! В горе, в надежде, в радости!.. И еще какая-то хрень там была.
— Ленин во мне и в тебе, — подсказывают коллеги по латышскому обществу.
— Ну да.
Русская не русская
Чувствуется, что Татьяна решила говорить.
— Мне моя мама говорила: "Ты не русская, Таня". А мне была ближе именно латвийская культура. Лиго для меня всегда был самым главным праздником.
Робертс откладывает фотоаппарат, включает журналиста:
— Но это же было другое Лиго. Вы понимаете? Посмотрите, во что оно превратилось сейчас!..
— Я об этом и говорю. У нас…
Поправилась.
— У вас в Латвии все изменилось. Другая Рига, другая Юрмала, другое Лиго. Все — другое. Не хуже, не лучше. Просто не то, что было моим.
— Вы сами — кто?
— А меня все время спрашивают: "Ты кто? Как ты, не местная, стала здесь тем, кем стала?" Я отвечаю: я работала. Да, я не сидела здесь, в этой стране, на горшке. Но я и потом не сидела на месте и развивалась. Поэтому и тут я добилась всего.
— Хорошо. Но если говорить о национальности, вы кто?
— Мы — русские, — это включается муж Татьяны, Валентин Чернов. — Я русский однозначно.
— А Ивар?
За Ивара отвечает Татьяна:
— Ивар — латыш.
— А вы, Татьяна? Вы — кто?
— А я — человек мира. Нельзя человеку дать национальность насильно. Нельзя навязать, сказать: "Ты русский. Ты латыш". Он все равно всегда будет оставаться тем, кто он есть в душе. Кем он себя ощущает.
— Но по Латвии скучаете?
— Я скучаю по Латвии. Но я скучаю по той Латвии, которую я помню. Дело не в том, что меня там нет. Дело в том, что ее уже не стало. Сейчас вы живете в другой стране — в европейской.
Это как с детьми. Когда живешь с ними рядом, день в день — не замечаешь, как они меняются. Мы — я, Валентин, Робертс, мы всю свою жизнь прожили в Латвии. Мы не замечали, как она меняется. Это происходило у нас на глазах, постепенно. А Таня заметила.
— Я недавно приезжала в Ригу. Она стала совсем другой. Я не националист, но, когда я в Риге увидела женщин в хиджабах, мне стало… Стало странно. Это не моя Рига. Когда я увидела, как возле ботанического сада из троллейбуса выходят одни пенсионеры, мне стало обидно. Я подумала: это что — Рига стала домом престарелых? Где вся молодежь? А вся молодежь уехала.
Рядом сидит внучка Татьяны. Школьница. Родилась и выросла здесь.
— Скажи, а ты себя здесь, в Смоленске, как ощущаешь?
— Как дома.
— То есть ты — русская?
— Да.
— А в Риге хотела бы жить?
— Я не знаю.
