РИГА — 22 янв, Sputnik, Марина Петрова. Через 25 лет после баррикад жители Латвии стараются понять, насколько оправданными были жертвы 1991 года. У каждого свое разочарование: одни ожидали западную экономику, другие — демократические свободы. Не получив ни того, ни другого, латвийцы, тем не менее, не жалеют об утрате СССР.
В деталях
Четверть века со дня баррикад 1991 года в Латвии отмечали почти неделю. Целый ряд официальных и не совсем официальных мероприятий стали поводом, чтобы вспомнить, как начиналась вторая независимость Латвии. Эвиту мы встретили на Домской площади, когда тут проходила реконструкция баррикадных событий — с тяжелой техникой и большими кострами. Сюда она приходит каждый год — делиться воспоминаниями с такими же очевидцами, как она сама, и собирать подписи в книгу с фотографиями.
Самая старая подпись датирована 1994 годом — Эвита и сама не знала, что коллекционирует воспоминания больше 20 лет. "Когда-нибудь я подарю все это Музею баррикад", — говорит она Sputnik.
В те времена она работала в саласпилсской библиотеке и была активисткой "Народного фронта". События баррикад помнит в деталях.
"Страшно было. 15 января женщин отправили отсюда, потому что все думали, что придет Интерфронт с танками. Мне было 50 лет, я подумала: ну, что я уже могу потерять. Было очень много продуктов, а хлеб тогда закончился — людей ведь было много. Все есть: колбаса, мед, масло — а хлеба нет. Я пошла в магазин, тут вот за углом был. А мне женщина говорит: что вы два батона берете, хлеба и так мало, к утру уже не будет. Так, кстати, и случилось — на утро хлеб уже было не купить.
По СССР она не скучает. "Многие говорят, что в советское время было хорошо, но вот мне хорошо не было. Я отлично помню, как у нас депутаты получали свертки, а нам даже в буфете купить ничего нельзя было — несмотря на то, что идеологические работники", — говорит она.
Ваши проблемы никто не решит
Не жалеет об СССР и Ромуальд Ражукс — бывший сопредседатель "Народного фронта", ныне — депутат Сейма. Его мы встретили на Площади баррикад 1991 года, которая открылась в центре Риги аккурат к 25-летней годовщине январских событий.
"Для нас это имеет огромное символическое значение, тут были первые баррикады, а в Военном музее, часть которого находится в Пороховой башне, располагался штаб баррикад. На Бастионной горке 20 января находилась так называемая третья сила, солдаты, которые стреляли как по милиции в здании МВД, так и по отряду ОМОНа, который пытался захватить МВД — с целью развязать более широкий конфликт, превратить все это в кровавое месиво и ввести военное положение, так как Латвия не справляется. Мы сразу прибежали сюда из штаба Народного фронта уговаривать людей не ходить к зданию МВД. Это место — форпост перед всем тем страшным, что происходило на Бастионной горке", — рассказывает Ражукс.
По словам политика, в советское время перед ним открывались вполне приличные перспективы и немаленькие заработки. Но все сложилось иначе.
"Лично у меня жизнь поломана на две части. Я готовился стать ассистентом на кафедре с зарплатой в 300 рублей, в 33 года написал диссертацию, все было в порядке. А потом все это рассеялось, пришлось работать обыкновенным врачом по ночам в рижских больницах, потом пошла политика, так как я стал сопредседателем", — вспоминает депутат.
Политик согласен: жители Латвии действительно слегка разочарованы результатом борьбы за независимость — видимо, они ее представляли несколько иначе.
"Нам казалось, что демократия и независимость решат все наши проблемы — даже личные. Оказалось наоборот: каждому свои проблемы приходится решать самому. И не все люди это выдержали, не всем это было под силу. Я, напротив, считаю, что все зависит от позиции человека, от того, на сколько он активен. Человек может многое, если идет к своей цели", — считает Ражукс.
Нам бы еще других политиков
Не скрывает своего разочарования и Алда, которую с мужем Юрисом мы встретили на Домской площади 20 января. Семья стала не только свидетелями, но и участниками событий 20 января 1991 года — сейчас каждый из них говорит о том, что в ту ночь пуля могла полететь и в него.
"Мы были тут, на Домской площади. Когда все вместе стояли, страшно не было. А вот когда слушали по радио про события в Вильнюсе, тогда ощущения были неприятными. Я как раз дежурил 20 числа. Никто не знал, что будет дальше. Нам было важно простоять", — вспоминает Юрис.
"Когда началось нападение, часть людей были в церкви, часть отправились к памятнику Свободы. А я как раз в ту ночь пошла домой, потом смотрела по телевизору и думала: если бы осталась, то в меня бы эта пуля тоже могла попасть. Тогда народ был таким единым. Когда пришли военные, а мы стояли цепью вокруг Сейма, перед нами встал православный священник, он это все как-то успокоил", — добавляет Алда.
Несмотря на разочарование в новой власти, о потере советской страны она тоже не жалеет. "Думали, что будет по-другому, можно было бы лучше. Но все равно сейчас лучше, чем было. Хотелось бы, чтобы люди не уезжали за границу, чтобы была работа. Почему не может быть, как во времена первой республики, когда были предприятия?
А получилось, что уничтожили и все то, что было в русские времена, и что было в латышские времена — ничего не осталось. Нужен был бы более предприимчивый Сейм, который думал бы о народе и рабочих местах, и меньше ругались между собой", — говорит Алда.
При советской идентичности
Но если тут речь идет о разочаровании экономическом, то для Сергея Крука, профессора университета имени Страдыня, разочарование получилось чисто политическим. В 1991 году он был журналистом, работал на Латвийском радио сутками — что называется, за убеждения. А потом оказалось, что новая страна не считает его своим гражданином.
"Честно говоря, мои ожидания и то, что я получил после 1991 года, совсем не совпали, а наоборот. Я также остался при своей советской идентичности без политических прав и без свободы передвижения. Это статус не гражданина. Для меня ничего не изменилось. Был Советский Союз, когда мой голос ничего не решал и у меня не было свободы передвижения", — говорит он в интервью радио Baltkom. Вместе с тем признается: назад в СССР совсем не хочется — ко всему, как оказалось, можно адаптироваться.
О политических свободах как главном препятствии для гордости за новое государство говорит и Марина Костенецкая, одна из лидеров Народного фронта, участница баррикад 1991 года.
"Однозначно ту страну, за которую стояла на баррикадах, я не получила. Но я ни в коем случае не хочу вернуться в ту страну, из которой мы вышли благодаря нашему противостоянию режиму на баррикадах. Я однозначно не хочу вернуться в СССР.
Я не получила статуса гражданина для того же Крука. Я этническая русская, и мне было обидно, что те русские, которые были на баррикадах вместе со мной, которые вместе со мной отстаивали независимость Латвии, как только эта независимость была восстановлена, этим людям дали понять, что мавр сделал свое дело, мавр может уходить.
Это меня не устраивает вне зависимости от того, что я сама являюсь гражданкой Латвии. Но это не освобождает меня от ответственности и какого-то чувства вины перед всеми моими русскими соотечественниками, которые однозначно стояли со мной на баррикадах за независимость Латвии", — говорит Костенецкая в интервью радио Baltkom.