114 лет назад, в мае 1903-го, в Ригу приехал Михаил Врубель. В биографии одного из самых ярких русских художников, автора трех "Демонов", рижский период оказался недолгим и мрачным – в нашем городе Врубеля лечили от психического недуга, который спустя семь лет фактически свел художника в могилу.
В Риге Врубелю порекомендовали загородную лечебницу "Атгазен". Теперь это заведение находится в черте города и давно не работает по прежнему профилю. Будучи здесь, ни за что не догадаешься, какая страшная история у этих элегантных особнячков – сейчас в них сидят за компьютерами клерки, а когда-то бредили душевнобольные и умирали от голода военнопленные.
Идиллия и безумие
Рижский район Атгазене в тихом и довольно глухом углу Задвинья обязан своим названием имению Атгазен. Находилось оно у Митавского шоссе – так именовалась раньше улица Виенибас гатве. За последнее столетие изменилась она не так уж сильно: еще в начале 20-го века, когда Торнякалнс звался Торенсбергом, по Митавскому шоссе бегал трамвай (теперь – 10-й маршрут), а застройка здесь так и осталась неплотной и малоэтажной.
Чем 114 лет назад славилась лечебница "Атгазен", открытая психиатром Максом Шенфельдтом незадолго до того, в 1897 году, можно понять и сегодня. Нынешний адрес бывшего дома скорби – Виенибас гатве, 87, и место это выглядит почти идиллическим, особенно в мае. В парке под высокими старыми деревьями разбросаны бежевые трехэтажные особнячки – прежние больничные корпуса. Правда, теперь их неоготическое единообразие нарушено безликими стеклянными коробками, "уплотнившими" в последние годы ансамбль лечебницы: в наши дни на Виенибас гатве, 87, располагаются офисы.
Парк здесь остался еще со времен имения, и построенная в нем частная больница доктора Шенфельдта слыла уединенной, уютной и передовой: Врубелю ее посоветовали, по воспоминаниям сестры художника, "как более удовлетворяющую в гигиеническом отношении".
Вообще-то сначала в Риге автор "Демона" хотел лечиться у известного ему еще по Петербургу доктора Тилинга, в городском заведении. Оно тогда находилось там же, где и теперь, – на Александровских высотах (нынешний район Саркандаугава). Но затем Врубеля решили перевести к Шенфельдту, у которого было спокойнее и чище.
Тилинг считал, что художник страдает "двойным помешательством", позже известным как маниакально-депрессивный психоз, а теперь как биполярное расстройство. Впрочем, единства относительно его диагноза среди тогдашних психиатров не было.
Знаменитый Владимир Бехтерев, первым из врачей осматривавший Врубеля в 1902-м, предположил – учитывая бурную молодость художника – "прогрессивный паралич вследствие сифилитической инфекции". Нынешние психиатры склоняются к тому, что Бехтерев ошибался, но насчет истинного диагноза могут только гадать: то ли правда биполярное расстройство, то ли циркулярная форма шизофрении.
Надо сказать, странности за Врубелем замечали еще в молодости, просто долго считали их простительными творческой натуре чудачествами. Он много пил, мог полностью спустить большой гонорар на банкет с цыганами для всех постояльцев своей гостиницы, мог бросить картину неоконченной, а другую – продолжать переписывать даже на выставке. К своему "Демону поверженному", выставленному в Петербурге, он ежедневно приходил по утрам, когда публики в зале было еще немного, и менял Демону лицо – снова и снова, – делая его то прекрасным, то отталкивающим.
Именно тогда состояние 46-летнего Врубеля побудило его близких отвести художника к психиатру. Вскоре его госпитализировали, потом выписали, но в следующем, 1903-м году, когда от крупозной пневмонии умер его двухлетний сын, Михаил Александрович сам попросил положить его в больницу. Пишут, что московские клиники были закрыты ввиду летнего сезона – потому и пришлось ехать в Ригу.
Неслышное эхо войны
У Шенфельдта Врубель пробыл до сентября 1903-го, потом его перевезли в Москву, в клинику Сербского. Через три года художник полностью ослеп (современные врачи предполагают ретробульбарный неврит), окончательно утратил связь с реальностью, а зимой 1910-го, специально подолгу стоя у открытой форточки, добился того, что заболел пневмонией. Она сменилась — по тогдашнему диагнозу — "скоротечной чахоткой", и 1 апреля 1910 года 54-летний Врубель умер.
Рижский его врач Макс Шенфельдт пережил художника всего на два года с небольшим. Летом 1912-го одного из известнейших рижских психиатров (уроженца Митавы, выпускника Дерптского университета) застрелил его душевнобольной пациент.
Построенное Шенфельдтом заведение оставалось больницей еще много десятилетий – до советских времен, – но неоднократно меняло профиль. Самый страшный период его истории наступил с началом немецкой оккупации – ужасы и трагедии этих нескольких лет затмевают все, что происходило в те десятилетия, когда Атгазене населяли умалишенные.
Хирургическое отделение госпиталя находилось по нынешнему адресу Гимнастикас, 1, где сейчас 2-я больница. А в бывшую клинику Шенфельдта свозили из здешних лагерей (главным образом, из известного Шталага-350) больных тифом, дизентерией, туберкулезом. Ни постельных принадлежностей, ни одежды им не выдавали, немногие получали кальсоны. Зимой люди спали, укрывшись шинелями, палаты были переполнены, койки стояли в коридорах, кто-то лежал на полу. В выбитые окна дул ветер.
Мрачная ирония заключается в том, что после войны в бывшей клинике Шенфельдта долгие годы тоже располагался госпиталь и тоже для советских военных (реабилитационное отделение), принадлежавший Прибалтийскому военному округу.
Остается лишь праздно гадать, не тревожат ли, хоть иногда, стучащий по клавишам, пьющий кофе, листающий Facebook конторский люд тени тех, кто без счета умирал и сходил в этих же комнатах с ума, вплоть до одного знаменитого рисовальщика демонов.
