РИГА, 30 ноя — Sputnik. В 1893 году будущий писатель Михаил Пришвин стал студентом Рижского политехникума. Но окончить обучение ему не удалось: юношу арестовали и на год упекли в тюрьму в Митаве (Елгаве), рассказывает Press.lv.
В Ригу 20–летний Миша Пришвин приехал из Тюмени, где окончил реальное училище. Родом он с Орловщины, из города Елец, а в Западную Сибирь его отправила мать: ее брат был в Тюмени владельцем крупной пароходной компании. Он не жалел средств, чтобы пригласить в Александровское реальное училище лучших преподавателей России, и оно гремело на всю Сибирь.
Дядя, у которого не было детей, хотел, чтобы после завершения учебы племянник остался в Тюмени и работал в пароходстве. Но Михаил выбрал Ригу: местный политехникум (РПИ) считался на рубеже веков одним из передовых вузов страны. Достаточно сказать, что среди его выпускников был основоположник советского ракетостроения Фридрих Цандер, а среди преподавателей – химик, лауреат Нобелевской премии Вильгельм Оствальд.
В Риге Пришвин поступил на химико–агрономическое отделение. О карьере ученого он не помышлял, а хотел после окончания учебы применять знания на практике — помогать матери в хозяйстве.
Однако судьбе было угодно свести его в Риге с пропагандистом марксизма Василием Ульрихом, будущим председателем Военной коллегии Верховного Суда СССР, а тогда начинающим революционером с горящими глазами.
В Риге действовала подпольная организация — "школа народных вождей". Там Пришвин познакомился с модным тогда марксистским учением и стал членом социал–демократического кружка. Он переводил с немецкого книгу Августа Бебеля "Женщина и социализм", "Анти–Дюринг" Фридриха Эгнельса, а также вел разъяснительную работу среди рабочих рижского чугунолитейного машиностроительного завода "Рихард Поле".
В 1897 году вместе с единомышленниками Пришвин участвовал в рейде по… публичным домам, чтобы убедить рижан не посещать эти заведения.
Сложно сказать, какие бы еще подвиги совершили воспитанники "школы народных вождей", но в 1897 году большинство из них задержали. У Пришвина при обыске нашли переводы запрещенных книг и арестовали его по обвинению "в государственном преступлении".
В секретном письме за номером 2012 начальника Лифляндского губернского жандармского управления полковника Прозоровского директору Рижского политехникума Густаву Гренбергу от 8 октября 1897 года сообщалось:
"Имею честь сообщить Вашему превосходительству, что студент вверенного Вам института Михаил Михайлов Пришвин привлечен к дознанию в качестве обвиняемого в государственном преступлении и содержится под стражей в Лифляндской Губернской тюрьме".
На письме резолюция Гренберга: "Отметить в черной книжке".
А пока шло следствие, "смутьяна и вольнодумца" Пришвина препроводили в одиночку Митавской тюрьмы, где он провел целый год. Об этом он впоследствии рассказал в автобиографическом романе "Кащеева цепь".
Дело Пришвина и его восьми товарищей вел "специалист по дознанию" товарищ прокурора Рижского окружного суда Трусевич. Беседуя с Пришвиным, он уговаривал его не жертвовать собой "совершенно напрасно" ради рабочих и предлагал для прочтения "случайно" принесенную книгу на немецком. В ответ Пришвин заявлял, что немецким не владеет и поэтому переводить не мог.
В начале 1898–го Пришвина освободили и выслали на родину в Елец, под трехлетний надзор полиции.
Сохранился фрагмент письма от 1 июля 1898 года на имя директора РПИ, в котором Пришвин интересуется: "Есть ли какая–нибудь надежда вновь поступить в Политехнический институт? И если теперь нет, то, может быть, по окончании надзора?"
Гренберг не забыл о черной книжке. Однако, чтобы все получилось пристойно, он решил действовать чужими руками — обратился в полицейский департамент Петербурга. Оттуда сообщили, что "принятие его (Пришвина) в число студентов названного учебного заведения... представляется нежелательным". 4 января 1899 года Пришвина, наконец, известили, что ходатайство "не может быть удовлетворено"...
Много лет спустя он вспоминал: "После окончания срока высылки я уехал в Германию. Изучал здесь все и окончил курс агрономии в Лейпциге. По окончании курса попал в Париж... Марксизм владел мною все–таки лет десять всего, начал он рассасываться бессознательно при встрече с многообразием европейской жизни (философия, искусство, танцевальные кабачки и проч.), и то чувство самости, которое охватило меня, когда я после нескольких лет агрономической деятельности в России нашел в 30 лет свое призвание в литературе..."