Но вот очень яркая рецензия на эту книгу, где говорится: в СССР то была эпоха, когда люди были полны уверенности и гордости за свою страну и ее достижения, а дальше это изменилось. Интересно, да?
И вроде бы какое им до того дело. А вот какое: рецензент говорит о Дне космонавтики, идущем из тех же шестидесятых, и мрачно иронизирует: как странно, на календаре памятная дата, отмечающая одно из величайших достижений вашей страны, а не какой-то исторический грех типа рабовладения или истребления индейцев, пишет Дмитрий Косырев для РИА Новости.
В общем, они пытаются понять историю других стран, примеряя их на собственные сегодняшние идеологические битвы: это нормально. Но мысль-то хорошая — эпоха есть состояние умов, и шестидесятые для СССР были, среди многого прочего, эпохой самоуважения, гордости за себя и страну. Это как-то перекликается с высказываниями американского режиссера Оливера Стоуна в эти дни. Он в интервью подкасту сатирика Билла Мара сказал: "Люди радовались, когда Путин вновь поставил страну на ноги. <...> Он вернул им достоинство и уважение с 2000 года по сегодняшний день".
Если для пытающихся думать американцев интересны наши шестидесятые, то уж нам и подавно. Однако есть ощущение (возможно, неправильное), что мы только приступаем к осознанию собственной истории за советский период. И слишком большие пространства на поле этой битвы за прошлое занимают не сильно информированные персонажи, для коих вообще все, что было в СССР, — сплошной золотой век, который надо немедленно и насильственным образом повторить. Но как все же насчет того, что советский проект провалился самым жутким образом — предатели и ЦРУ виноваты?
Шестидесятые были и вправду каким-то ключевым взлетом советского общества, причин тому сколько угодно. И надо сказать спасибо Роберту Хорнсби за факты, помогающие нам понять, что же это было. Например: в 1955 году только у миллиона семей были телевизоры, а в 1969-м — уже у 25 миллионов. Или: сибирская нефть пошла между 1961 и 1969 годом. Или: за десятилетие вдвое выросло число людей, работавших в розничной торговле.
Наконец, по политическим статьям в конце 40-х сажали примерно по 100 тысяч человек в год, а в 1954-м — две тысячи, а в 1956-м — 400 человек. Все правильно, страх — очень плохой стимул для функционирования политических или экономических систем. И шестидесятники, новое поколение, выросшее на восстановленном после "сталинского переворота" 30-х образовании, были полны уверенности, что все в их руках, что они создают новое, счастливое и гуманное общество, а то, что тормозит, оно не просто уйдет, а уже уходит. Как это общество будет называться, коммунистическим или по-другому — несущественный вопрос.
В американской книге есть только зачаток мысли о том, что СССР не надо воспринимать как прямой переход от ГУЛАГа к перестройке. Но это хороший зачаток. Можно ведь и так сказать: было несколько очень разных СССР, каждый — со своей если не совсем отдельной идеологией и политикой, то с разным самоощущением людей. СССР-1 — это левацкий политико-идейный эксперимент на фоне необходимости как-то оживить экономику (НЭП), в сущности — хаос. СССР-2 — это консервативная сталинская империя. А вот удивительный взлет страны в те самые шестидесятые (возможно, с середины 50-х до середины 70-х) — это совсем третий СССР. И остается разобраться, что пошло не так в четвертом, чем он принципиально отличался. Спадом энтузиазма и самоуважения — бесспорно. А еще?
Конечно, речь, среди прочего, о смене поколений в социальных группах, задававших тон всему общественному настроению. В шестидесятые на задний план уходили участники гражданской войны с их непримиримостью и свирепостью. А вот что пришло после шестидесятых? Может быть, надо обратить внимание на массовый приток в города жителей сельской и полусельской местности по мере развития производств? Хотя мощных сил, двигавших перемены, было еще много. И отдавать их изучение американским историкам, даже умным, мы не будем.