Красная зона: внутри и вне палаты интенсивной терапии

РИГА, 15 ноя — Sputnik, Владимир Дорофеев. Ночью здесь умерли чьи-то отец или мать, сын или дочь. Сегодня в освободившихся палатах стерильно, свежо и готово к приему новых пациентов. В открытое окно дует свежий ветер. В Даугавпилсской региональной больнице (ДРБ) начинается новый день.

В Даугавпилсе одна из худших ситуаций с вакцинацией в стране, а значит, и смертность довольно высока. В период пандемии инфекционное отделение больницы стало самым опасным местом города.

Ко входу подъезжает "скорая". Медик в "скафандре" идет в больницу с документами, потом возвращается к синюшно-бледной измученной пациентке.

- Подождать надо, бабушка, там с предыдущими клиентами разбираются.

- Конечно, подождем, сынок. Раз надо, значит, надо.

Сейчас почти нет очереди - у подъезда больницы только одна "скорая", а по вечерам бывает и пять. Медикам нужно время, чтобы оформить больного, определить в какую палату его везти, исходя из тяжести заболевания, заполненности палат и так далее.

Порой, чтоб принять нового человека, нужно не до конца выздоровевшего пациента, которому уже не нужен аппарат ИВЛ, перевезти в другую больницу. Перевозки больным не слишком полезны, но если этого не делать, кого-то клиника просто не сможет принять.

Через пять минут бабушку принимают, а нас отправляют к служебному входу, где мы стоим на крыльце, ожидая, пока освободится наш проводник. На это же крыльцо приходят и родственники пациентов, отдать передачи. Внутрь больницы их не пускают - карантин.

- Вы к кому? – спрашиваем тетушку, терпеливо ожидающую, когда у нее заберут пакет.

- К жене брата, – вздыхает тетушка.

- Привита ваша родственница?

- Нет. Не хотели они...

Среди пациентов больницы 88% непривитых, и только 12% вакцинированных. По словам руководителя больницы Григория Семенова, почти все привитые, попавшие в больницу, - это люди старше 65 лет, и многие с букетом болезней. Среди умерших в больнице в эту "волну" привитых только двое, у обоих были проблемы с сердцем, диабет, у одного вес свыше 180 кг. Всего умирают по 7 человек в день. Ежедневно больница подтверждает: вакцины работают, а недоверие к ним убивает.

- А вы-то привиты? – спрашиваем тетушку.

- Я-то да. – охотно отвечает она. – У меня внук врач-резидент в Риге, он ради нас специально домой вернулся, чуть ли не за руку на прививку отвел. Конечно, мы хотели другую прививку, российскую. Но пока ее ждали, троих пожилых родственников за этот год схоронили. Они все разом померли. Как внук ругался на нас, ужас! А брат с женой не послушали. Вот он пару недель дома отвалялся, а жена его здесь. Молимся за нее. – Женщина хлюпает носом. – И за врачей молимся. На них сейчас вся надежда.

Из дверей выходит медсестра, забирает пакет, спрашивает, кому передать, и собирается уходить.

- Как она там? – с надеждой спрашивает тетушка.

- А то вы не знаете, – буркает медсестра, явно тяготясь отсутствием добрых вестей. – Ей же больше 60. Тяжело она, очень тяжело.

- Господи, – всхлипывает женщина, осеняя крестом спину уходящей сестрички, – помоги им!

Сейчас ДРБ заполнена ковидными больными на 125%. Исходя из летних прогнозов, мест для них было заготовлено 213, а лечить приходится 250-260 человек. Часть двухместных палат превратилась в четырехместные, места, предназначенные для других инфекционных больных, отданы "ковидным". Аппаратуры и квалифицированных медиков хватает едва-едва.

Складывать больных в коридорах, как это делали в Италии и Испании, и как это предлагают делать "диванные эксперты", – нельзя, это прямой путь к госпитальной инфекции.

- Самый дефицит во время нынешней пандемии – это ИВЛ, – рассказывает руководитель больницы Григорий Семенов. – Больным в тяжелом состоянии нужна кислородная терапия, без нее их поврежденные легкие не вырабатывают кислород, и они задыхаются, как рыбы на суше. Следующее узкое место – это медики. Они перерабатывают и "выгорают".

У нас никогда не было столько смертей, как сейчас. Фактически каждый шестой больной, приезжающий к нам с COVID, отправляется на тот свет. Обычные врачи и медсестры не готовились к такой смертности. Они учились много лет, чтоб лечить людей, спасать их. А тут больница превращается в какую-то средневековую лечебницу – врачи делают разные манипуляции, а больные все равно умирают. Особенно тяжело молодым специалистам: с утра они бодры и веселы, а вечером смотрят в одну точку отсутствующим взглядом. Чужая смерть вблизи для многих сложное испытание. А ведь многим нашим медикам нужно стоять двойную и тройную вахту.

- Это заблуждение. Сейчас, в пандемию, медики в ковидных отделениях получают двойную зарплату, а если выходят во вторую смену – еще одну двойную оплату. И желающих не хватает. В стране объявлена мобилизация медиков. Мы принимаем волонтерами врачей-резидентов и студентов 5-6-х курсов. Среди откликнувшихся большинство – молодых. А вот медики из частной медицины откликаются куда хуже. Есть и среди них энтузиасты, но куда больше тех, для кого "моя хата с краю".

Наконец за нами спускается Эвита Гравале, старшая медсестра самой опасной зоны – отделения интенсивной терапии инфекционной больницы, места, где решается, жить человеку или умереть.

COVID – вирус очень заразный, а пациенты больницы – настоящие живые фабрики этой инфекции. Надо беречься.

Сначала надо снять всю свою одежду. Потом надеть синий, одноразовый, непромокаемый, но дышащий костюм. Поверх него – еще один, специально для инфекционных отделений. Это легкий, но непроницаемый комбинезон, едва надев который, сразу начинаешь потеть. Он застегивается на молнию, поверх нее заклеивается специальной лентой. Когда придет пора снимать, его надо будет рвать изнутри и выбираться из него, как цыпленок из скорлупы. Поверх комбинезона – бахилы из толстого полиэтилена до колен. На голове под комбинезоном шапочка, нос и рот закрывает маска, глаза - либо защитные очки из плексигласа, либо прозрачный щиток из того же материала. Что лучше оберегает от кашляющих вирусом пациентов -- вопрос спорный, но очки запотевают быстрее.

Переодевающийся рядом медбрат, ухмыляясь показывает ногу, только что вынутую из бахилы. Когда он снимает носок, по ноге струйкой стекает пот.

– Как в бане ходим, – усмехается он. – Тут все, кто переболел, кто вакцинировался, а кто и так, и так. А защиту все равно не снимаем. Когда видишь, как болеют пациенты, самому так не хочется абсолютно.

Когда мы готовы, нас пускают в коридор посмотреть на ежедневную работу самого тяжелого отделения больницы. Основная смертность – здесь. Больные на ИВЛ – здесь.

Широкие застекленные окна палат выходят в коридор. Если что-то пойдет не так, медики должны это быстро увидеть. Идешь мимо, увидел беду – спешишь на помощь. Каждая секунда на счету.

Видео из палат выведены на мониторы сестринского поста. Там же показатели самых тяжелых больных: бегут разноцветными змейками по мониторам пульс и насыщение кислородом крови, помаргивает белым количество вдохов в минуту, красной строкой в уголке прыгает давление.

- Эти вообще здесь редкие гости, – отвечает Эвита Гравале. – В основном они болеют легко, и в других отделениях. У нас только если с большим дополнительным букетом. Эти все непривитые.

Измученные бледные тела, облепленные со всех сторон датчиками, лежат за окнами и с одной и с другой стороны. У одних в нос воткнуты трубки ИВЛ, у других, еще не потерявших сознание или снова обретших его, – кислородные маски на лице. Смотреть на них жутко. Сегодня относительно спокойно – за ночь умерли лишь четверо, тогда как в обычный день число умерших доходит до семи.

- Пф! Конечно! Тут не то что антиваксером, тут вакциноскептиком очень трудно остаться. В других отделениях есть еще не привитые сестры, но здесь в инфекционном... Люди же не идиоты. Ты же каждый день видишь, как уходят вперед ногами непривитые. Ты же понимаешь, чем лечат больных. В других отделениях, когда не видишь этого, еще можно говорить: "вакцины не работают, надо подождать другие прививки". Здесь ты так четко видишь, что творится с непривитыми, что и сам колоться побежишь, и всех родственников привьешь. Никто же не хочет своих вперед ногами из больницы выносить.

Мы идем в освободившуюся за ночь палату. Ночью здесь умер чей-то близкий человек. Сегодня здесь все вымыто и готово к приему новых пациентов. Вечером начнется суета, и эта палата снова наполнится надсадно кашляющими людьми.

– Хуже всего, когда медперсонала не хватает настолько, что волонтер попадает сюда, – говорит руководитель больницы Григорий Семенов. – То, что здесь творится вечерами, в пиковые моменты, не каждый способен выдержать. Как раз на днях видел затравленный взгляд волонтера, молодого резидента.

Мы же сейчас на пике, места с ИВЛ жизненно необходимы многим, и не все люди выживают даже с их помощью. В тот вечер как раз из палаты несколько человек увезли мертвыми, а на их место привезли живых, но уже без сознания. А одна из пациенток была в сознании, и с ужасом наблюдала эти замены. Она ничего не говорила, все было в ее взгляде. Она же понимала, что, возможно, она в очереди следующая.

Молодой врач поймал ее взгляд, запутался в нем, как птица в силке. Медики приходят в профессию спасать людей, а здесь... конкретно в этом отделении, очень трудно кого-то спасти. В общем, он случайно поймал ее взгляд. Я – его взгляд. Теперь и не знаю, придет он снова или нет.

- Что вы... нам сейчас любые руки пригодятся, – грустно усмехается Семенов. – И грузчики, и люди, которые будут разносить еду или смогут поменять больному утку или памперс.

В пустой палате я пробую понять, как в этом "скафандре" работать. Двигаю кровать, наклоняюсь, чтобы покрутить ее колесико. Когда встаю, струйка пота бежит по спине. Больше всего напоминает ощущения в водолазном костюме на дне. Со временем можно и привыкнуть, но поначалу даже просто дышать тяжело. При этом я в этом наряде стою полчаса и большей частью слушаю. Медики проводят в них целую смену и работают. Здесь не только психологически тяжело, здесь и физически-то непросто. Понятно, почему желающих работать здесь немного.