РИГА, 18 мар — Sputnik, Александр Малнач. В рамках XV (юбилейной) сессии Международного фестиваля дипломных спектаклей театральных вузов Stanislavsky.lv на сцене Дома Москвы студенты Высшего театрального училища им. М. С. Щепкина при Малом театре России показали два спектакля — мюзикл Л. Бернстайна "Вестсайдская история" и комедию "Изобретательная влюбленная" по пьесе Лопе де Вега. Пока ребята репетировали Sputnik Латвия пообщался с их педагогом, профессором Сулимовым.
Владимир Сергеевич Сулимов — человек именитый. Он работает в ВТУ имени Щепкина, возглавляет там мастерскую имени Коршунова, служит в Театре имени Моссовета. Когда я подошел, Владимир Сергеевич беседовал о чем-то с народным артистом Латвийской ССР, легендарным актером рижского Театра Русской драмы Марком Борисовичем Лебедевым. Пришлось разлучить их на время.
Московский гамбит
— Вы друзья с Марком Борисовичем?
— Мы уже знаем друг друга давненько. Мы учились вместе. Не на одном курсе, но в одном училище — Театральном училище им. Щепкина при Малом театре. Он закончил чуть-чуть позже, я пораньше закончил. Я работаю в Театре имени Моссовета в Москве уже почти... всю жизнь. Ну, немножко еще на периферии перед этим...
— Во Фрунзе, ныне Бишкеке?
— Да, был такой случай. Полтора года прожил там. А когда уже из Москвы приезжал в Ригу, здесь как раз у Марка Лебедева слава росла. Молодой артист! Он прозвучал тогда в "Вестсайдской истории".
— Какое совпадение...
— Да, он поэтому и пришел на наш сегодняшний спектакль. Ревниво смотрит, сейчас скажет, наверное: не так играют (смеется). Но время изменилось, ребята другие, жизнь меняется, все меняется. Понимаете?
— Не попади вы по распределению во фрунзенский театр, не случилось бы, как знать, и вашей московской истории. Послали бы вас, скажем, в Ригу, как Марка Лебедева.
— Тогда было обязательным ехать в провинцию, два года отрабатывать. Меня даже оставлял один театр в Москве, не самый, может быть, замечательный — был такой Гастрольный театр, полгода в Москве работал, а полгода по стране ездил. Они хотели, чтобы я играл у них, но меня заставили уехать во Фрунзе. Сказали: диплом не дадим. И я поехал, отрабатывал. Правда, только полтора года во Фрунзе проработал. Уехал. Уже не мог. Были приглашения из московских театров, тем более из Театра им. Моссовета. Мне говорят: давайте трудовую книжку. А мне трудовую книжку не отдают. Молодой юрист подсказал: напиши, что в суд на них подашь. Я написал, что подам в суд. Тогда они написали: уволен по статье. А что за статья-то? За пьянство. А я не пил. Я пришел в Театр им. Моссовета, в отдел кадров. У меня есть трудовая книжка, говорю, но я уволен за пьянство, как быть? А мне в ответ: у нас таких половина, с такой записью в трудовой книжке (смеется).
— Полтруппы непьющих с записью в трудовой книжке и полтруппы алкоголиков без записи?
— Тогда время было такое — пили. Были такие актеры. Жалко, хорошие парни. Как-то погибли многие очень люди. Пристрастие какое-то, беда. Сейчас наркотиками всех пугают. Я, слава богу, далек от этого, и студенты далеки от этого, но я знаю такие судьбы. Ломаются люди, к сожалению. Не знаю, как у вас здесь в Риге?
Ломкая профессия
— Вообще профессия актера довольно ломкая, да?
— Да, есть такое. Но сейчас, я смотрю, пьющих меньше стало. Не знаю, почему в советское время было иначе. Причем начиналось обычно с какой-то ерунды...
— Недавно увидел посмертную, 1988 года, запись спектакля "Буря" по пьесе Шекспира в постановке Анатолия Эфроса в помещениях ГМИИ им. Пушкина. Эфрос сделал спектакль силами своих студентов, и только Дмитрий Певцов, как мне показалось, состоялся из всей той генерации. Остальные словно сгинули в неразберихе 1990-х.
— Для всей страны была такая судьба, такой удар. Перемена жизни, резкая смена курса, не говоря уже о бытовых вещах. Тут актеры ничем не отличались от других. У кого как складывалось. Актерское дело такое. Говорят же великие: талант, труд и случай. Сколько талантливых, трудолюбивых актеров, а судьба не сложилась. Вот сейчас перед моими ребятами стоит судьба распределения. Актеров много. Расплодилось институтов, курсов, университетов, так называемых, где воспитывают актеров за деньги — "мани, мани" в нашу жизнь вошли страшно. Отбор идет — так себе.
И наши ребята заканчивают. Их 24 человека (был 31, семерых отчислили). Я разрешаю им сниматься. Одна девочка снимается у Германа. Мальчик (Андрей Лаптев — А. М.) снялся в 4-й серии "Гардемаринов", играет сына гардемарина-Домогарова, тоже нашего выпускника. И будет сниматься осенью в 5-й серии. Еще одна девочка снялась в сериале. Пятеро уже получили приглашение в театры, играют там. Раньше мы не разрешали съемок во время учебного процесса, но время меняется. Если люди могут совместить, мы даем им такую возможность. Мы понимаем, что это судьба и опять же учеба.
Были в Европе
— Вот вы привезли своих воспитанников в Ригу на фестиваль Stanislavsky.lv. Что для вас как для руководителя курса и что для них этот фестиваль?
— Им интересна новая среда, новые зрители, новый зал. У нас в училище камерная сцена на сто зрителей. Мы играли в театре СТД — это уже 300 человек. Другое звучание уже у спектакля. А здесь уже 800 зрителей. Им надо учиться, уметь примерять разные сцены.
— Они воспринимают это как зарубежные гастроли?
— Этому курсу повезло. В Брюсселе ставили Солженицына, приглашали студентов из разных стран, пригласили и наших ребят. Четыре человека со знанием английского языка поехали и произвели очень хорошее впечатление. Отзывы о них очень хорошие. Уже были, видите, в Европе. Наши ребята прекрасно фехтуют. Их пригласили в Ниццу показать уроки мастерства. В Ниццу уже человек десять поехало. Рига сегодня тоже заграница, другой зритель, другое восприятие. Это интересно. Еще как!
— Все же для вас Stanislavsky.lv — это один из множества подобных фестивалей, или у него уже есть какое-то имя, свое лицо?
— Не мы первые и, надеюсь, не мы последние приезжаем на этот фестиваль. Нас приглашают, и мы знаем: здесь хорошо встречают, здесь хорошая организация, работает доброжелательная, заинтересованная команда. Мы с удовольствием приехали, привезли два спектакля. Это вызывает уважение к людям, которые здесь этим занимаются. При скромных средствах и возможностях они делают все, чтобы этот фестиваль состоялся, чтобы пригласить и показать русских студентов.
Коршуновский дух
— А что для фестиваля Stanislavsky.lv ВТУ им. Щепкина? Какое место в ряду или, может быть, в иерархии российских театральных вузов оно занимает?
— Мы считаем, что хорошее, хотя мы можем заблуждаться и курс на курс не приходится. Есть, конечно, какая-то негласная конкуренция между вузами: Школа-студия МХАТ, "Щука" (Высшее театральное училище им. Б. В. Щукина при Театре им. Евг. Вахтангова — А. М.), мы, ГИТИС, свои внутренние распри даже иногда. Это естественно. Но мы гордимся своим курсом. Наши педагоги работают давно, работали еще под руководством Виктора Ивановича Коршунова, очень известного артиста.
— Кстати, объясните мне этот оксюморон: Мастерская Сулимова имени Коршунова.
— Он почти 50 лет руководил мастерской, набирал педагогов. Дух-то остался тот же, коршуновский. И мы, чтобы сохранить память Виктора Ивановича, присвоили мастерской его имя.
— А в чем специфика коршуновского духа?
— Это школа Малого театра, который привержен классике, привержен серьезной, глубокой, кропотливой работе над классикой и современной пьесой; это театр, который отличается психологизмом, иногда азартом, яркостью. Коршунов собрал в своей мастерской педагогов, которые выражали его кредо театра — театра не эпатажного, а глубокого, серьезного и смелого, но главное — психологичного. Сейчас время эпатажное. Театр стал антрепризным, направленным на развлечение: музыка, свет, яркость. Но раньше театр цеплял человека чем-то другим. Человек уходил из театра с какими-то мыслями, жил ими после спектакля.
— Вы говорите о психологичности, но ведь это можно сказать вообще о русском театре и о русской театральной школе.
— Можно сказать. А сделать труднее... Я учился у замечательного педагога Леонида Андреевича Волкова. На курсе преподавала также Валентина Александровна Сперантова, известная артистка Центрального детского театра. И пришел к нам на курс Виктор Иванович, преподавал у нас два первых года. Молодой артист Малого театра, только начинал свою педагогическую деятельность. Был такой раскованный, яркий, хулиганистый даже педагог. Леонид Андреевич к нему очень хорошо относился, с любопытством наблюдал за ним, куда пойдет его развитие. Коршунов очень быстро вырос в ведущего артиста Малого театра и в очень хорошего педагога. Тот же Юрий Мефодьевич Соломин с ним работал, у него начинал. Не хочу хвалиться, но считается у нас в училище, что набор педагогов, атмосфера на этом курсе как эталон, не в обиду другим курсам будь сказано.
— О ВТУ им. Щепкина пишут и говорят "при Малом театре России". Но вы ни дня не служили в Малом театре, как и большинство выпускников училища. Привязка к Малому театру это дань традиции или нечто больше?
— Большинство педагогов все равно работают в Малом театре или учились в Щепке. У меня на курсе двое молодых педагогов, один из которых работает в Малом театре, а Саша Коршунов, сын Виктора Ивановича, сейчас он руководит театром "Сфера", тоже лет 30 проработал в Малом театре. Так что связь училища с Малым театром прямая. Он рядом, хотим мы или не хотим. Мы можем что-то ругать в Малом театре, но он близок нам. Наши ребята чуть ни с первого курса заняты в его спектаклях и не только в массовке, но и имеют роли. Так что все они проходят школу Малого театра, живут его жизнью.
Меня беспокоит
— Недавно Юрий Поляков опубликовал статью в поддержку Татьяны Дорониной и с выражением обеспокоенности зачисткой худруков. По его словам, скоро доберутся и до последнего оплота старой театральной традиции, каким считается Малый театр. Вы разделяете эту его обеспокоенность?
— Да, меня это беспокоит. Я сам подписывал документы с призывом сохранить традицию русского репертуарного театра во главе с художественным руководителем и художественным советом. Лицом театра должен быть не директор, а какая-то творческая личность, у которой есть своя художественная политика. В театре им. Моссовета я застал Юрия Александровича Завадского. Это была фигура большого масштаба, как и другие режиссеры того времени — Эфрос, Гончаров. Они определяли театр. А сейчас многое нивелируется. Главным становятся "мани, мани", а не театр.
— Но и в Щепкинском училище есть курсы на контрактной основе.
— Да, но это политика министерства. Они сокращают даже бюджетные места. Мы-то готовы взять, но министерство сокращает их число, а остальные предлагают добирать за плату.
— Сколько нужно России актеров?
— Это мне трудно сказать. Сейчас такое время... Тогда плохо, наверное, было, что нас заставляли уезжать в провинциальные города. А сейчас студенты, окончившие московские театральные вузы, редко уезжают в провинцию. Условия там другие, жизнь труднее, беднее. Проблемы с жильем, наверное. Когда мы приезжали по распределению, нас обеспечивали жильем. Скажем, во Фрунзе нам с еще одним актером выделили двухкомнатную квартиру. Нормально. Мы много играли. Зарплата была такая же, как в Москве. А сейчас? Сейчас все сложнее. Нюхнув Москвы, не знаю, что им надо предложить, чтобы они из Москвы уехали.
— А амбиция быть первым в деревне, а не вторым в городе?
— Они хотят быть первыми в городе.
К отцу на работу
— С новым руководством министерства культуры вы связываете?..
— Не встречались, не знаю. Ничего связывать не надо. Зачем связывать? Жизнь покажет. Все будет. Как? Узнаем.
— У вас ведь прямая связь с руководством Минкульта. Борис Николаевич Любимов, ректор "Щепки", родной отец нового министра Ольги Любимовой.
— Да, родной отец. Но ректор "Щепки" сейчас лежит с переломом ноги. Наверное, дочь приходит к нему в больницу, а к нам пока не приходит. Но придет, наверное. По вашей просьбе.
— Раньше дети запросто к родителям на работу приходили.
— Вот я так и скажу. Передам, что удивляются в Риге, забросали вопросами: как же так, что ж такое. Как, не пришла?! Скажу: удивляются, потрясены просто. Обязательно скажу.
