РИГА, 2 авг — Sputnik, Владимир Дорофеев. Как ни крути, а фестиваль музыки театра и кино Jūras Pērle обнажил во многих из нас ту духовную основу, которую заложили советские фильмы. Настоящие киноскрепы, как бы ни фыркали бы при этом словосочетании либералы.
Кинообразы сорокалетней и шестидесятилетней, и даже восьмидесятилетней давности погрузили в море ностальгии. И как бы ни было принято сегодня глумиться над этой ностальгией, фестиваль дал понять нечто очень важное: советский кинематограф для очень многих стал той эмоциональной базой, тем внутренним этическим компасом, который помогает по сей день отличать дурное от хорошего и правильное от неприемлемого.
Это остро чувствовалось в день первый, когда со сцены ультрамодные в Латвии братья Жагарс с придыханием рассказывали о Рижской киностудии, вызывая на сцену то одних, то других корифеев нынешней латышской культуры.
Это не менее остро чувствовалось и в день третий, когда на сцене состоялось настоящее путешествие по творчеству Яна Фрида, Марка Захарова и Леонида Гайдая. На сцену выходили актеры нового поколения и пели песни, которые с детства слышали с экранов. И души зрителей отзывались. Зал аплодировал каждой мелодии, каждой песне. Люди хлопали стоя и кричали "браво".
Все эти прекрасные образы и романтических героев Михаила Боярского и Иварса Калныньша, и обаятельный проходимец Бендер в исполнении Андрея Миронова, как, впрочем, и кинообразы Лилиты Озолини и Мирдзы Мартиньсоне вместе с Trīs vīri, hei-hei-hei из "Слуг дьявола" в первый день – это не просто какая-то чуждая культура. Чуждая? То-то почти каждый Zelta mikrofons вытаскивает на сцену исполнителей песен, прозвучавших в советском кино.
О нас, русских Латвии, что и говорить. Для нас, что лучшие образцы музыкальных произведений Рижской киностудии, что произведения Ленинградской и Московской киностудий – это же песни детства, которые "не задушишь, не убьешь".
Ну что тут поделаешь, если душа взрывается радостным восторгом от того, что на сцену вышел кумир детства? Что поделать, если песню из фильма, который за свою жизнь посмотрел раз триста, исполняет пускай и не так, но с явным искренним чувством актер следующего поколения?
Когда в первый день братья Жагарс рассказывали о Рижской киностудии, сердце переполняла гордость и острое сожаление о потере. И что с того, что киностудия основана "в годы оккупации"? Именно в эти годы она и была киностудией с самыми большими павильонами во всей Восточной Европе. И именно в эти годы она выпустила более двух сотен фильмов, легших в основу самосознания современных шестидесятилетних и сорокалетних латышей.
Что этому противопоставила независимость? Один фильм Рижской киностудии. Да, появились другие киностудии и даже сняли около 260 художественных кинокартин. Но сколько из них запали в душу? Сколько из них стали внутренней основой людей? Как верно заметил со цены Рихардс Пикс, первое звуковое кино снимали в Латвии еще в 30-е годы. Вот только основа латышской киноидентичности – все равно во многом советская.
Конечно, не обходилось в те годы без политики, но в душах осталось другое – по сути, то же содержание, что и из фильмов других советских киностудий – яркие образы киногероев, их человеческие принципы, их романтические истории, и киносказки, и кинодрамы.
Можно сколько угодно в духе сталинского времени бубнить, что это чуждое народу искусство. Реакцию народа чувствуешь в аплодисментах, в непрошеных слезах, которые наворачиваются на глаза при звуках когда-то любимой, но позабытой мелодии, при удивительном открытии, что не только ты помнишь эту пору отрочества, но и весь зал буквально дрожит от этой негаданной встречи с прошлым и подпевает кумирам советского детства, неожиданно вспоминая каждое слово в песне.
Очень точно настроение детей 70-х, 80-х и 90-х передал вчера со сцены российский актер Александр Олешко:
"Меня тут за кулисами поймала молодая журналистка, спросила, не надоели ли мне все эти старые песни, весь этот "пыльный нафталин", – рассказал зрителям Олешко. – И я ответил, что песня, которую подпевает весь зал, вовсе не старая. Что касается "нафталина", то, как сказал известный старшему поколению великий актер и режиссер Петр Фоменко, быть нафталином очень даже почетно, когда вокруг столько бесполезной моли".
Конечно, все эти разговоры о "чуждом народу искусстве" не могут не действовать. Вот и один из лучших советских мужских образов Иварс Калныньш, чей юбилей 1 августа отмечал концертный зал "Дзинтари" проявил "синдром Спрогиса", прислав вместо себя торт и заверения, что концерт он будет смотреть из дома, вместе с семьей, по телевизору. И кто его знает, что было лучше?
В конце концов, глядя на кинообразы Калныньша в советских постановках французских драм, было куда проще поверить в слова, сказанные со сцены Михаилом Боярским, что, дескать, Калныньш — один из самых ярких, запоминающихся мужских кинообразов прошлых лет, настоящий породистый мужчина. В конце концов, те, кто предпочитает не высовываться, имеют полное право и на отказ от любви публики, и на выбор аудитории.
Самое главное — это то, что глубокой ночью по дороге домой с этих юрмальских концертов возникало довольно острое ощущение, что вечер удался. А еще радость за Юрмалу, которая, несмотря на усилия борцов с российской "эстрадной агрессией", все равно осталась привлекательной для российских актеров и простых россиян.
Ведь это приятно, когда твою страну любят иностранцы. Любят за общее прошлое, за то, что у нас общие кинокумиры — и наши, латвийские, и их, российские. За то хорошее, что россияне замечают в нас и о чем говорят в каждый свой приезд. И самое главное, за нечаянно разбуженные голоса детства, которые говорят об искреннем и очень важном.
